Рассвет костяной волшебницы - Кэтрин Парди

отец двигается. А не лежит безжизненно на камнях, истекая кровью.

Не проходит и десятка секунд, как он достигает нижней ступеньки. Я вновь потеряю его. А он даже не видит меня. Горло сдавил спазм, мешая выдавить хоть слово.

– Папа! – все же удается прохрипеть мне.

В моем крике звучат те же ноты, что и восемь лет назад, когда я просил его очнуться и не оставлять меня одного.

Его взгляд наконец останавливается на мне. А брови приподнимаются. Ужас на мгновение исчезает с его лица. И я вижу в нем те же черты, что и в собственном отражении: угловатый подбородок и густые взъерошенные волосы.

– Бастьен?

Как же тяжело слышать мое имя из его уст. Я смеюсь, хотя по лицу струятся слезы. Сабина что-то кричит мне. Но я даже не пытаюсь вслушаться.

Отец приближается к нам вместе с другими душами. И вот он уже прошел Врата Элары и оказывается передо мной.

– Бастьен, что случило…

Он проскальзывает мимо меня. И я инстинктивно пытаюсь схватить его.

– Папа!

– Аилесса! – кричит Сабина.

И у меня замирает сердце.

Я отпустил ее.

Я поворачиваюсь к Вратам Тируса и вижу, как Аилессу затягивает туда вместе с отцом.

Нет! Я прыгаю вслед за ними. Черная пыль обжигает глаза. Песнь сирены воет в ушах. Аилесса выкрикивает мое имя. И я тянусь к ней. На ее лице отражается такой страх, что я спотыкаюсь. И падаю на мост душ. Известняк стонет и трещит подо мной. Он скоро сломается. Но мне все равно. Я заставляю себя подняться и вновь бросаюсь к Вратам.

На моем пути возникает Одива. Она стоит на мосту, дышащая и живая. Она делает шаг ко мне и отталкивает в сторону с невероятной силой. А вот мои заимствованные у Сабины силы иссякли. Но это не останавливает меня. Я ударяю кулаком ей по лицу, затем в живот и в челюсть.

Мать Аилессы уворачивается от моих ударов. Я громко кричу, ругаясь и проклиная ее. Этого не могло произойти. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. Этого не могло произойти. Не желая возиться со мной, Одива отталкивает меня в сторону. Но Сабина хватает меня, не давая улететь с моста. Едва я приземляюсь на известняк, она вскрикивает от боли. Рукав ее платья разрезан. А сквозь порез просачивается струйка крови. С открытым ртом она поворачивается к матери, которая сжимает в руке костяной нож. Видимо, Одива украла его у Аилессы.

Пугающая тишина наполняет пещеру. Я перестал видеть сияние chazoure, но Освобожденных, скорее всего, больше не затягивает в Подземный мир. Иначе бы я слышал их крики. Три Перевозчицы стоят на выступе и испуганно смотрят на нас, но даже не пытаются шагнуть на мост из-за множества трещин, расползшихся по нему.

– Ты безжалостный монстр! – кричит Сабина своей матери. – Что ты наделала?

– Ты еще поблагодаришь меня за это, дитя.

Одива тянется к подвеске в виде полумесяца, свисающей с короны из рогов оленя на голове Сабины. Но та отбивает ее руку. Вот только Одиве удается ухватить кость благодати, висевшую рядом с кулоном, – череп огненной саламандры. И сорвать ее.

Сабина на мгновение теряет равновесие, а ее глаза расширяются.

– Верни ее!

Одива проводит костяным ножом по черепу, размазывая по нему кровь дочери. Я ошеломленно и затаив дыхание смотрю на происходящее. Что происходит? Она уже забрала Аилессу. И отправила моего отца в подземный мир. Чего еще ей надо?

Она протягивает измазанный кровью череп к Вратам из пыли. Дождь хлещет по ее телу. Ветер треплет платье.

– Я отдала тебе дитя, рожденное от amouré. – Ее голос разносится по всей пещере. – Отдала тебе тысячи душ Освобожденных. Я выполнила твои требования. Сдержи же свое обещание, Тирус. Разорви связь душ и верни мне мужчину, которого я люблю.

Она подходит к Вратам.

– Вот кровь моей второй дочери и одна из ее костей благодати. Пусть они вернут ее отцу плоть, кости и кровь. А взамен я даю тебе клятву помочь вернуть твою невесту.

Черная пыль бурлит. А за ней появляется силуэт. Это мужчина. «Пусть это будет мой отец, а не Сабины», – молю я ненавистного бога Тируса.

Наконец сквозь пыль проявляются глаза мужчины. Они золотисто-карие, а не цвета морской волны. У меня опускается сердце. Сабина ловит мой потухший взгляд и указывает головой в сторону выступа. Мы медленно отступаем от Одивы. Трещины на мосту становятся длиннее. Но треск известняка заглушает раскат грома.

На мужчине уже виден красно-черный камзол, а затем хорошо подстриженная борода и седеющие волосы до плеч. Сильная рука с загорелой кожей, унизанная драгоценными кольцами, тянется сквозь пыль к Одиве.

Но только когда он проходит через Врата, я вижу его корону. Перья, вырезанные из черного оникса, каждое из которых украшает большой рубин, образуют тяжелый круг у него на голове.

Сабина ахает, а ее лицо бледнеет.

– Этого не может быть.

Мужчина – скорее всего, какой-то король – шагает к Одиве под проливным дождем. Она с восхищением и торжествующей улыбкой гладит его по лицу.

– Годарт, – бормочет она и вкладывает череп саламандры в его ладонь.

А затем страстно целует его.

Годарт? Он умер, когда я был маленьким. Годарт Лотэр стал последним в череде королей, правивших Южной Галлой из Шато Кре. Люди считали, что его прокляли боги.

Сабина отступает еще на шаг назад. Мост трещит, как земля перед землетрясением. Над нашими головами проносится серебряная сова – та, которую Аилесса видела у реки в лесу, – и вылетает из пещеры через щель в потолке. И спустя долю секунды в мост ударяет молния. Большой кусок известняка обваливается у ног Одивы и Годарта. Но они успевают отскочить назад.

Мы с Сабиной разворачиваемся и несемся к выступу. Перевозчицы у подножия моста подгоняют нас криками. Известняк под ногами расползается. И еще больше кусков летят в пропасть.

Дождь усиливается. Что-то проносится над нами. Серебряная сова вернулась? Нет. Это Одива и Годарт. Она воспользовалась своей силой и, подхватив его, прыгнула вперед. Они приземляются на мосту перед нами. И камни вновь осыпаются. Сабина дергает меня, заставляя ускорить шаг. До выступа еще метров шесть. А Одива и Годарт уже добрались туда. Перевозчицы вскидывают посохи, чтобы сразиться с ними. Но Одива перехватывает один из них. Я не смотрю, чем закончится эта схватка. Все мое внимание сосредоточено на трещинах, расползающихся под ногами.

И сейчас, борясь за свою жизнь, вдруг отчетливо понимаю, что в моем сердце действительно поселилась жажда мести. Но я буду держаться за нее, чтобы