Айфонгелие - Георгий Зотов

– (Холодно.) А ты полагаешь, я буду радоваться новости, что я клон и пустышка?

– (Усмехнувшись.) Прими ситуацию такой, какая она есть.

– Не получается.

– Пожуй орешков. Вас сгенерировало случайно, тут никто не виноват.

– Ты сказала, подобные вещи раньше имели место… И кого воссоздало?

– А, да стандартно. Чингисхана, Петрарку и Будду. Сколько я положила времени, чтобы разобраться со всеми. Существует два варианта. Первый – они стараются громко заявить о себе, и второй – залегают на дно и не отсвечивают. И вот здесь самое сложное. Их не сразу найдёшь… Тратишь годы! Как, собственно, и с вами. Печально, но вас надо ликвидировать в один день. Если по одному, машина может автоматически создать свежий клон. И потом его искать заново… Ты извини, сам должен догадаться.

– И почему в Землю заложена столь загадочная программа?

– (Вздохнув.) А я знаю? Я всего лишь механик, устранитель неполадок. Бог назначил меня именно для разборки с такими вот проблемами. Неприятная работа, но другой я не знаю. Сбои в последнее время стали учащаться – Земля находится на грани износа. Пока расправляешься с одной троицей, глядь – уже вылупилась вторая. С ног сбиваюсь. Есть варианты и похуже – иногда клон не знает, что он мессия или тиран. Он рождается как обычный ребёнок, живёт себе лет до тридцати, заводит друзей, женится. Потом раз, его переклинивает, и завтра он просыпается Ахурамаздой или вождём гуннов Аттилой. Таких лучше стараться вычислить до перерождения. Иногда получается.

– (Мрачно.) Ты нечто вроде ангела возмездия?

– Нет. У вас слишком общее представление о Господе и его подручных. Но если бы не я, тут уже давно состоялась бы ядерная война или чего похуже. Понимаешь, инстинктами населения Земли с зари появления человечества правит восемь различных грехов.

– Семь.

– Восемь. Мне лучше знать. Чревоугодие, блуд, алчность, тоска, гнев, уныние, гордыня, тщеславие. Это не чудовища, они живут на Земле в виде самых обычных людей, со временем старея и утрачивая первоначальную агрессивность. Иногда все женского пола, иногда мужского, иногда пополам, непринципиально. Но едва появляется новый мессия, они впадают в страшную депрессию и совершают самоубийство – дабы дать дорогу новым смертным грехам. И вот это как раз страшно. Свежие грехи выглядят как дети – но куда злее, неприятнее и отвратительнее предшественников. Чем больше они убивают людей, тем скорее взрослеют. Я пытаюсь отыскать их на ранних этапах и направить разрушительную энергию в другое русло. Скажем, создание цунами.

– (Саркастически.) О, очень мило, сударыня.

– Да иронизируй, сколько влезет. Если не управлять энергией молодых волков, не знающих свою полную силу, они уничтожат Землю за полгода. А Господь мне Марс пока не простил, по глупости проглядела. Вот и стоит он, безлюдный, без воды: правильно у вас учёные догадываются, когда-то там были и животные, и гуманоиды, и каналы. Проблема в следующем – вы не сопротивляетесь грехам, за исключением жалкой горстки психов, вы ими наслаждаетесь. Я накручиваю их специально, делаю вид, будто организую ядерную войну или удар астероида… Играю в доктора Зло, в общем. Когда детки привыкнут, успокоятся, их можно и бросить. После ликвидации клонов я исчезну, а они останутся. Растолстеют, смягчатся, постареют. До следующего инцидента, разумеется. Правда, их наследники родятся ещё опаснее. Не знаю, чем это в итоге закончится.

– (Наливая себе водки.) Почему нельзя просто отремонтировать машину?

– (Поднимая брови.) Ты шутишь? Бог создал этот мир за шесть дней. Я понимаю, что ты, Александр Сергеевич, из позапрошлого века, но давай сравним. Представь, что операционную систему типа Windows сдадут меньше, чем за неделю, и трудиться над ней станет один-единственный персонаж, пусть даже с уникальнейшими способностями. Windows делает прорва народу несколько лет, и всё равно выходит сырая, глючная, и к ней потом выпускается и сервиспак, и тьма заплаток. Первоначально Земля казалась богу идеальной. А чего, самосовершенствуется, обновляется, амёбы сменились рыбами, рыбы динозаврами, динозавры обезьянами, обезьяны людьми. Когда пошли косяки, он уже потерял к вам интерес. Система дряхлая. Она нуждается в обновлении, но делать сервиспаки некому, остаётся только латать. Может, через миллион лет он вернётся посмотреть на то, что с вами стало. С Марсом, по крайней мере, был слегка расстроен.

(Минутное молчание.)

– Сколько мне ещё осталось?

– О, я тебя не тороплю. Но из этого бара ты не выйдешь.

– А потом?

– Я приду за остальными двумя. И исчезну. У механиков тоже бывает отпуск.

– Наивный вопрос, я знаю. Но тебе нас не жалко? Я понимаю, побочный продукт… Но мы же живые, дышащие люди из плоти и крови, со своими воспоминаниями – пусть это прошлая жизнь нашего прародителя, а мы всего лишь копии… Рука-то не дрогнет-с?

– (Вытрясая последние капли из бутылки в стакан.) Жалко, конечно. Но как бы вот сравнить покорректнее. Ты, наверное, встречал людей, не способных спокойно видеть, как режут курицу, однако бульон из неё охотно едящих. Мне подобные вещи удовольствия не доставляют, посему я с позапрошлого раза наотрез отказалась уничтожать клонов.

– (Радостно.) И поэтому ты не убьёшь меня?

– Безусловно, нет. Сначала я полагала, что тебя убьёт Тщеславие. Но потом я подумала: Алчность будет лучше. Тщеславие настоящий маньяк – ему бы лишь что-то бесконечно взрывать, а Пушкин не должен умирать от бомбы, нарушение канонов. Ты же сказал: «Наш век торгаш, в сей век железный без денег и свободы нет». Алчность идеально подходит для устранения технической ошибки. Он профессионально справится.

– Позволь ремарку. Это не я произнёс, а книготорговец из моих виршей.

– Ты написал стихи, они принадлежат тебе. Значит, ты сказал устами своего персонажа, заставил эти слова прозвучать в нашем мире. Да, поэты не очень любят деньги. Они их обожают. Хочешь выпить напоследок, или мне звать Алчность? Он ждёт на улице.

– (Отвинчивая пробку.) Да что тянуть. Давай по последней чарочке.

– Не чокаясь.

(Собеседники выпивают… Затем девушка нажимает кнопку на телефоне, высвечивается номер из ранее запомненных… Дверь осторожно открывается. На пороге – силуэт худого человека, предмет в правой руке тускло поблёскивает металлом. Гость останавливается, целится в Пушкина. Тот бережно ставит рюмку на стойку бара.)

– (Усмехаясь.) В прошлый раз у меня хотя бы тоже был пистолет.

– Зато без мучений. По новой моде тебе сразу будут стрелять в голову.

(Звук выстрела.)

(психиатрическая лечебница, посреди глубокой ночи)

…Я больше не притворяюсь спящим. Не имеет смысла. Она знает про меня всё – более чем очевидно. Мой сосед, молодой Иосиф, – мёртв. Он скончался прошлой ночью, я слышал перешёптывания санитаров: внезапная остановка сердца. Сам видел, его удивлённое лицо с остекленевшими глазами закрыли простынёй, тело вывезли из палаты на каталке в морг. Где труп бедняги Иосифа найдёт свой покой? Скорее всего, похоронят в братской могиле или на кладбище для бездомных, за казённый счёт… Ведь у него нет родственников… Точнее, есть, но вряд ли сии люди признают жестокого прадедушку, вернувшегося с того света. Девушка на тонких каблучках и в белом халате, демон в обличье ангела нашего бытия, явилась к нему, когда несчастный Иосиф забылся коротким, тревожным сном, – и сделала роковой укол… Я чувствовал агонию соратника, но не успел прийти на помощь, было слишком поздно… Он погиб практически мгновенно.