Личная жизнь шпиона. Книга первая - Андрей Борисович Троицкий

риска надеть наручники. Разин дернул головой, оставив в ладони оперативника клок волос, резко развернулся и ударил его кулаком наотмашь по носу, а носком ботинка в колено. Второй оперативник, не ожидавший сопротивления, сначала отступил назад, потом передумал и пошел в атаку. Занес кулак. Разин левым предплечьем отбил удар и ботинком нанес прямой удар в низ живота. Когда противник согнулся, ударил сверху по шее основанием кулака.

Человек боком повалился на пол, Разин шагнул к Гороху, державшему его на мушке. Противников разделяло метра три и тумбочка, на которую Максимыч положил свои листки.

Задача, поставленная перед Горохом, была проста. Действуя осторожно, провести личный обыск, заковать Разина в наручники, а затем затащить в темную подвальную комнату с железной кроватью, унитазом и умывальником, что-то вроде тюремного карцера. Там Разина подержат сутки, в течении этого времени Горох и его парни должны запугать его, повторяя, что проверку на полиграфе он не прошел, а значит, впереди ждут бесконечные допросы, на которых хочется или нет, но придется говорить правду, потому что умирать медленно и больно, — слишком суровое испытание даже для крутых парней.

Но весь план рухнул и теперь, перед лицом реальной опасности, Горох соображал, что делать дальше, но решения не было. В руке боевой пистолет, в обойме четыре патрона, но воспользоваться оружием, стреляя на поражение, он не имел права. Оба оперативника теперь не помощники, один валялся на полу, кажется без чувств, другой стоя на колеях держался ладонями за разбитое лицо и сломанный нос. Пост охраны в конце коридора, там двое, им еще надо прибежать, но сначала необходимо разблокировать входную дверь в «прозекторскую», которая открывалась из соседней «смотровой» комнаты.

— Стреляю, — заорал Горох. — Поднять руки…

Разин шагнул вперед и пнул ногой тумбочку. Падая, она краем больно задела ногу Гороха. Алексей сделал еще один шаг, даже не стараясь уйти с линии огня. В этот момент Максимыч, пребывавший в состоянии столбняка, стоял у дальней стены, в нескольких шагах от лаборанта. Он видел все со стороны, хорошо понимал, что в следующую секунду начнется стрельба, а пуля дура, отстрелит полголовы — и спасибо не скажет. Он ожил, сложил руки на груди, инстинктивно шагнул к лаборанту, словно молил молодого человека о защите и покровительстве.

Горох решил, что в одиночку он с противником не сладит, поднял руку и дважды выстрелил в потолок. Одна пуля, срикошетив, отскочила в зеркало, но двойное стекло не рассыпалось на мелкие осколки, просто помутнело и пошло трещинами. Вторая пуля ударила сначала в потолок, а затем в полиграф, выбив из него сноп искр и короткую вспышку пламени. Разин рванулся вперед.

Горох в отчаянии выпустил оставшиеся две пули вверх. Кусочек свинца разбил яркий светильник под потолком или повредил кабель. Свет погас. Из этой темноты дико, как подстреленная собака, завыл Максимыч, что-то прокричал лаборант. Горох почувствовал удар в живот и верхнюю челюсть, срубившие его с ног. В темноте ему показалось, словно из глаз, как из простреленного полиграфа, посыпались мириады искр, похожих на золотые монетки. Надо вытянуть руки, набрать монеток и рассовать их по карманам, тогда станешь богатым. Он так и не выпустил пистолета из руки, но, изловчившись, взял его за ствол и попытался ударить насевшего на него Разина по голове, словно молотком.

В дверь уже ломилась охрана. Стало светлее, это вспыхнули резервные лампочки на стенах, защищенные толстыми противоударными плафонами. Горох сумел еще раз садануть Разина рукояткой пистолета, но тут противник приподнял его и с силой опустил на пол, приложив затылком о кафельные плитки. Входная дверь распахнулась, вломились три охранника в штатском, навалившись на Разина, сумели заломить руки за спину и защелкнуть стальные браслеты. Кто-то натянул на его голову черный матерчатый мешок, его подняли и потащили по коридору. Разин, не желая облегчать работу тюремщиков, подгибал ноги.

Он еще долго слышал чью-то ругань и завывания Максимыча. Колодный и Орлов вошли в «прозекторскую», встали у двери, будто парализованные зрелищем разгрома. Горох кое-как поднялся на ноги и встал у стены, потому что его штормило, и без опоры он боялся упасть. Один из оперативников так и не встал. Второй занял кресло возле полиграфа, стараясь салфеткой протереть глаза от попавшей в них крови. У дальней стены на спине лежал Максимыч, пуля от которой он прятался, все же нашла его, по касательной задев живот. Он согнул ноги, обхватив ладонями рану, громко стонал. Лаборант в перепачканном кровью халате столкнулся в дверях с Колодным, отступил, стал копаться в карманах в поисках носового платка.

— Вы ранены? — спросил Колодный.

— Нет, это он меня всего перепачкал, — лаборант показал пальцем на Максимыча. — Вцепился, как черт в грешную душу, и не отпускает. Я ему: отстань. А он — нет…

— Тогда вызовите врача. Тут, кажется, всем нужна помощь.

Лаборант убежал наверх. Плохая новость разнеслась мгновенно, появилась еще парочка охранников, а с ними какой-то человек в верхней одежде, в пальто с каракулевым воротником и шапке пирожком, видимо, местный начальник. Колодный поднял с пола листок, подошел в раненому Максимычу. Бедняга перестал стонать, надеясь, что ждать помощи недолго, врач будет буквально через минуту.

Колодный, злой как черт, присел на корточки, развернул листок и прочитал в слух первые фразы, попавшиеся на глаза:

— Вы насиловали женщин? Вы сотрудничаете с западными спецслужбами? Вы занимались сексом с подростками?

Максимыч шмыгнул носом и горько застонал. Колодный скомкал бумажный лист и бросил ему в лицо.

* * *

Разина притащили в полутемную комнату, сырую и душную. Бросили на кровать и сняли наручники.

Захлопнулась дверь, обитая листами железа, лязгнул засов и все звуки пропали. Он хотел взглянуть на светящийся в темноте циферблат часов на стальном браслете, но часы кто-то снял. Кончиками пальцев он ощупал два рассечения на затылке, кажется, довольно глубоких. Сочилась кровь, она уже залила правый висок и щеку, запеклась, превратилась в мелкие чешуйки, но кровотечение не успокоилась. Разин некоторое время пребывал в полуобморочном состоянии, вроде того, что он испытал прошлой ночью.

Временами он проваливался в темный поток дремоты, словно в подземную реку, которая несла туда, где было еще глубже, еще темнее, откуда уже не подняться наверх. Он не пытался сопротивляться, понимая, что с этим потоком ему не сладить. Но вдруг становилось светлее, и появились новые силы, чтобы бороться.

В камере включили верхний свет, поставили переноску на треноге: яркую лампочку с отражателем. Два незнакомых охранника помогли Разину сесть на складной стул. На другой стул села женщина в белом халате, она сняла