Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей - Стефан Владимирович Машкевич

«Час этот», как мы теперь знаем, действительно был совсем не далек.

Пока же, 8 (21) сентября в Киеве открылся созванный по инициативе Центральной Рады съезд народов России. «Не дурно цей з’їзд скликано в столиці України – Киіві <…>, – полагал корреспондент “Народной воли”. – Тут же з самих перших днів революції твердо і рішуче залунав голос революційноі Украіни в оборону прав недержавних народів. <…> Тим-то з’ізд народів Росіі, які йдуть з Украіною до федеративноі спілки, одкривається іменно в Киіві – центрі політичноі боротьби нашого народу за федерацію»{496}.

Съезд открылся в здании педагогического музея. Прибыли на него делегации от крымских татар, из Белоруссии, Грузии, донских казаков, из Латвии, Литвы, делегаты еврейской объединенной социалистической партии. Прибыл и представитель Временного правительства Максим Славинский, бывший тогда членом Украинского национального комитета в Петрограде. В первый день присутствовало около 50 делегатов, всех же делегатов съезда было 92.

Заседания съезда проходили на русском языке. Открыл съезд, от имени Центральной Рады, Михаил Грушевский. «Мне вспоминаются слова, – сказал он, – которые проф[ессор] киевского университета Костомаров вложил в уста героя своей незаконченной повести. Ему грезился момент, когда в Киеве на площади св. Софии соберутся представители славянских федеративных республик и под звон старого колокола св. Софии откроют свой первый собор славянский федеративных республик. После Костомарова другой киевский профессор М. П. Драгоманов уже за границей выступил с программой переустройства России на федеративных началах».

После Грушевского выступил Славинский, затем Александр Шульгин. Ораторы были в основном единодушны. Тон речей был по большей части оптимистический, а лейтмотивом дня было слово «федерация». На следующий день, после приветствий от представителей разных народов и партий, выступил Петлюра. Он говорил о необходимости создания украинской армии, а также обвинил Временное правительство в том, что оно не призывает для участия в своей работе представителей народностей России.

– Я глубоко убежден, – говорит г. Петлюра, – что Россия стоит на краю пропасти. Спасти ее может только обращение к живым источникам еще не изжитой бодрой силы отдельных народностей России. Представитель временного правительства сказал здесь вчера, что все народы России ныне одинаково державны. И я считаю, что все народы России должны осуществить свою волю. Ведь мы – украинцы, латыши, эсты, евреи, литовцы, мы все вместе взятые – мы хозяева России <…>{497}

Съезд, однако, продолжался – и закончился – в оптимистическом духе. Изначально предполагалось, что он закончится 14 (27) сентября{498}, но на следующий день состоялось еще одно заседание; съезд, таким образом, работал восемь дней кряду. В конце последнего заседания, 15 (28) сентября, выступили те же Грушевский и Славинский. «Все представители народов явились, как сторонники принципа федерации, – сказал Грушевский, – и они нашли общий язык, чтобы достичь взаимопонимания и согласовать те разницы взглядов, которые были у разных наций». Сливинский заявил, что «едва ли можно было подумать о том, что съезд так светло закончился»; можно было ожидать недоразумений, но все они были преодолены{499}. Важнейшим документом, принятым на съезде, стало постановление «О федеративном устройстве Российского государства», в котором утверждалось, что основным недостатком государственного устройства России является чрезмерная централизация, и приводилось множество аргументов в пользу федеративного устройства. Для национальностей, рассредоточенных по всему государству – например, еврейской – предлагалась экстерриториально-персональная автономия. Еще одно постановление называлось «Об общегосударственном и краевых языках». Предусматривалось, что субъекты будущей федерации будут пользоваться краевыми языками – в каждом субъекте таких языков может быть один или более – а общегосударственным языком, для сношений субъектов между собой и с центральными органами федерации, будет русский, который «наиболее понятен большинству населения». Школа, церковь, суд должны были быть абсолютно свободны в выборе языков. Наконец, предполагалось создание нового постоянно действующего органа – Совета народов, с местопребыванием в Киеве{500}.

И этим амбициозным планам не суждено было сбыться.

Уход комиссаров

Так случилось, что в течение сентября-октября 1917 года поменялись все представители администрации в Киеве.

17 (30) сентября из Ставки верховного главнокомандования было получено сообщение о том, что полковник Оберучев прислал главнокомандующему (Керенскому) заявление об отставке{501}. Причиной была ставшая уже привычной ситуация: военнослужащие полагали, что приказы начальства не обязательны для исполнения. Сам Оберучев вспоминал:

В самом Киеве собрался совет неведомых украинцев военных и от имени украинцев всего гарнизона вынес постановление, что так как полковник Оберучев является врагом украинского войска и Украины, то мы постановляем не исполнять приказы полковника Оберучева. <…>

И с разных сторон, то полковые советы украинских частей, то группы украинских солдат в полках присылали свои постановления о том, чтобы ушел Оберучев с поста Командующего Войсками.

Можно было, полагал полковник, силой заставить исполнять распоряжения – но тогда бы он получил ярлык борца против национальной свободы и самоопределения народов. Он предпочел подать в отставку. Керенский, а также главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Володченко поначалу были против, но Оберучев поехал в Петроград, где доложил свою точку зрения Керенскому и военному министру генералу Верховскому{502}. Отставка была принята.

Оберучев прямо из Петрограда в сентябре отправился в Копенгаген, на Международную конференцию по обмену военнопленными. На родину он более не вернулся; скончался в 1929 году в США.

Командующим округом с 20 октября (2 ноября) стал генерал-лейтенант Михаил Квецинский. Конфликта это новое назначение отнюдь не разрешило. Всеукраинская Рада военных депутатов тут же призвала все военные части не выполнять распоряжений нового начальника, так как он был назначен без согласия Центральной Рады{503}…

Еще до Оберучева, в начале сентября (по старому стилю), подал в отставку губернский комиссар Михаил Суковкин. Насколько известно, в этом случае речь не шла о конфликте. Суковкин мотивировал свою отставку необходимостью возвратиться к земской работе в связи с предстоящими земскими выборами. Заявление об отставке он подал в Генеральный секретариат. Винниченко ответил Суковкину, что секретариат «с сожалением принимает его отставку» и сообщает об этом Временному правительству. Суковкин оставался на посту комиссара до 15 (28) сентября{504}. Впоследствии он был послом Украинской державы, затем УНР в Османской империи; в 1921 году эмигрировал, умер в 1938 году в Ментоне (Франция).

Наиболее же конфликтной оказалась ситуация со сменой комиссара Временного правительства в Киеве. После ухода в отставку Страдомского его заместитель Доротов был лишь исполняющим обязанности комиссара. Генеральный секретариат не преминул указать последнему, «кто в доме хозяин». 21 сентября