Тёмных дел мастера. Книга третья - Алексей Берсерк

— Видал я их, — брезгливо отмахнулся Гортер. — Ещё хуже, чем раньше. Теперь нету у них вообще никакого навыка. Та-ак — не охотники, а просто убийцы какие-то. Ходят по лесам, шумят, громыхают, магией своей во все стороны палят, аж за сотни шагов слышно, как она, словно рядом, взрывается. А проку всё равно никакого нет. Редко когда могут незаметно к дичи подкрасться или в засаде усидеть. Хотя даже и строят там, на опушках, какие-то вышки, у которых они зверя неделями подкармливают, чтобы потом в него оттуда стрелять. И что ты думаешь, друг Фассед? — даже тогда всё равно не с первого раза попадают! Вот что для вас теперь охота — одно посмешище! Забить для себя зверя в голодный год — на том когда-то держалась вся правда, родной! А валить зверьё целыми стаями ради шкур, чучелов и праздного удовольствия, — при этих словах старого лучника чуть самого было не скоробило от появившегося у него на лице звериного оскала, — это, скажу я тебе, и есть ваша современная натура… Хотя таковой она была, пожалуй, во все времена. Токмо средства, считай, изменились. Как и число охочего лишь до бессмысленной бойни народу вашего городского.

Продолжая слушать его бойкие речи, старый Фассед ощущал то лёгкое томление, то настоящее негодование — но ничто из этого уже не могло до основания поколебать его престарелый рассудок, за которым стояли десятки лет однообразного труда и постоянных нотаций со стороны его давно уже умерших родителей. Которые вечно твердили, что бороться с любыми вышестоящими управителями этого мира для таких маленьких людей, как они — дело совершенно глупое и бессмысленное. Да и к тому же, как объяснял когда-то его отец, сама жизнь заставляет тебя работать не на себя, а на кого-то совершенно другого, потому что в том заключается единственный способ для честного человека получать столь необходимые и вездесущие в этом мире крупицы денег. На которых, по разумению отца Фасседа, держалось абсолютно всё. Из-за этого им и пришлось в своё время продать принадлежавший их предкам деревенский загородный дом, чтобы на вырученные деньги сам Фассед мог учиться и окончить производственную магическую школу (тогда ещё чуть ли не первую в стране) и приступить наконец к делу всей его будущей жизни. Чему он, к слову сказать, особо никогда и не противился… Ведь на всём этом и строились сейчас его наиболее основополагающие суждения.

— Прости…те, милостивый господин Гортер, — заикаясь от собственной беспомощности и во многом скупой вины, подытожил последние его слова хозяин дома. И затем снова отчего-то сильно погрустнел, точно бы вновь заметно постарел, потеряв всякий блеск в глазах. — Но… Вы, может быть, и прав-вы в чём-то. Да вот только мир — он всё ж таки совсем не зависит от нас с вами, от стариков, в той мере, в какой вы его сейчас описываете. Да и от молодых он не особо зависит. Но на то есть серьёзные причины, поскольку решение многих, кто богаче нас — настолько богаче, что нам такими никогда и не стать — диктует нам всем свои условия. От которых потом уже полностью зависит наша жизнь. И вы глупец, если думаете, что в одиночку можете бороться или отрицать это. Всё же времена теперь порядком изменились, господин… из леса. Действительно изменились…

И тут, словно по команде невидимого гиганта, в пространстве под ногами у Гортера, тотчас же образовалось неестественное свечение, которое, как оказалось, не было направлено непосредственно на него самого, но затрагивало собой обширную площадь под ним. От этого пол вдруг с диким свистом стал обрушаться вместе с Гортером куда-то вниз, из-за чего у бывшего следопыта даже не возникло сомнений в том, что вокруг него творится магия, и он попытался просто отскочить в сторону. Но не успел, поскольку засидевшиеся за столом старые ноги только теперь начали давать о себе знать скопившейся в них тяжестью…

— Простите, господин! Я прошу Вас, прошу…

— Только обращайтесь с ним… легче… прошу… Вот его вещи… — сейчас же засвиристел где-то над самой головой бывалого охотника уже порядком отдалившийся от него теперь надрывный голос Фасседа. Которому, видимо, просто крупно повезло точно так же не провалиться вместе с ним на том же самом куске пола, пока Гортер с грохотом падал в пустоту, цепляясь руками за обломки, но в конце концов шумно приложившись спиной о грубые доски нижнего этажа. А с боков вокруг него уже виднелась простая верёвочная сеть, не начинённая ни каплей магии, но зато достаточно прочная и похожая на те, с помощью которых раньше, ещё до начала Великих Реформ, грузили судовые короба и снасти на морские корабли в восточных портах Внутреннего моря широкоплечие моряки старого Сентуса. Как оказалось, края её были не очень умело натянуты здесь всё то время, пока оба старика находились наверху — хотя сама задумка и исполнение были воплощены человеком совсем не глупым. И, что более важно, по всей видимости, знающим о контактном характере всей антимагической защиты Гортера ни чуть не хуже её хозяина.

— Ах ты ж!.. Старый лис!!! — громогласно рявкал в ответ недавнему собеседнику разъярённый лучник, пока его вязали какие-то затянутые в чёрные костюмы мужи, которые, видимо, уже давно бесшумно толпились здесь внизу, просто-напросто заранее незаметно прокравшись по бетонным ступеням дома к нужной квартире через парадный подъезд обхитрив таким образом всегда исключительно чуткие уши Гортера. Не говоря уже о его глазах, которые всё это время следили только за соседним двором, так как окна старика Фасседа выходили как раз таки на него.

Вдруг возня пойманного в сеть преступника на секунду прекратилась, и бровастый хозяин квартиры, оставшийся наверху, услышал от него ещё несколько обрывистых фраз:

— Ловко… же ты!.. Очень даже!..

— Урр-ях! Получи, гад!!!..

— Но зачем? Ответь мне, слышишь?!.. Ты ещё там?..

— Ха-ах!..

— Что тебе сейчас с моей поимки-то уже… в старости-то?.. А?! Ведь ты и сам теперь в жизни, считай, почти ничего не имеешь…

От такого нестерпимо горького упрёка глаза старого деда сначала страшно погрустнели, но потом выражение его лица отвердело и переменилось. И, пока до него доносились отрывки приказов, принадлежавших, по-видимому, высланному ему на помощь спасательному отряду, по обвисшим скулам и заросшим вискам Фасседа забегали желваки.

— Потому что я — Гражданин! — возопил он вдруг сквозь новые звуки борьбы, доносившиеся через проломленный пол его жалкой квартиры. — И это был мой долг — воспользоваться кнопкой вызова стражей! Она теперь такая у каждого пенсионера во всех городских квартирах у нас в Варгосе есть! И, как бы мне ни хотелось этого говорить, господин… н-но ваше место всё же… в тюрьме! Из-за всех этих уголовных, подсудных вещей… о которых вы говорили…

И он совсем уже было отвернулся от провала, из глубины которого всё ещё слышались звуки потасовки, но тут напоследок до него донеслось, подобно холодному бесстрастному рокоту, прерывистое и далёкое эхо финального напутствия Гортера:

— Эх! Не прав я, похоже, оказался… Но не надейся, старик… и вы, городские… тоже в лужу сели со своими рассуждениями!.. Изменились не времена — помельчали люди.