Пепел над океаном - Сабина Рейн

– Еще рано, Амали. Припасем твое полное имя на лучшие времена. Давай поучим тебя русскому?

Что? Он серьезно? Ник всегда действует по системе «заведи девушку – обломай девушку».

– За каждое правильное произношение ты будешь получать поцелуй, договорились? – Я охотно киваю, это уже интереснее. – Скажи слово «доска».

– Помедленней, – рявкаю я, на что он хмыкает.

– «Доска», Амали…

Я пытаюсь сказать это слово, не зная, что оно вообще значит, но у меня не получается выговорить его так же прекрасно, как выходит у Ника. Психуя, после третьего раза я закрываю ладонями лицо и, вздохнув, пробую еще раз.

– Хм, ужасно, – мямлит Ник. – Давай дальше, скажи «я люблю тебя, Ник».

Я уже открыла рот, но быстро захлопнула его и от злости ударила Ника по бедру.

– Я знаю эту фразу. Да кто ее не слышал? Не буду этого говорить, – сложив руки на груди, противлюсь я.

Раскатистый смех Ника пролетает над пляжем, охватывая все пространство. Отвернувшись, я по-прежнему хмурюсь. Неожиданно Ник наклоняется, продолжая смеяться, и оставляет поцелуй на моей щеке.

– Хорошо, сделаю вид, будто ты просто не хочешь признаваться в этом. Поехали дальше. – Несколько секунд мы проводим в тишине. Я с интересом наблюдаю за задумчивым выражением лица Ника. – Перечисли мне все ругательства, которые знаешь.

– Зачем? Какое это имеет отношение к русскому?

– Ты будешь говорить на английском, а я на русском, – пожимает плечами он.

– Нет, я отказываюсь, это некрасиво. Ты знаешь французский? Нет? Ну так давай его учить. Пришла моя очередь. – Ник даже не успевает что-либо сказать.

Я толкаю Ника в грудь так сильно, что тот валится на спину. Встав над ним на колени, я накрываю нас одеялом точь-в-точь, как делал до этого он. Ник сразу кладет руки мне на талию и начинает ее поглаживать.

Дрожащими пальцами я берусь за пуговицу на джинсах, отчетливо чувствуя, как Ник наблюдает за моими действиями. Он не пытается ни спросить, что я делаю, ни остановить меня.

Приспустив джинсы вместе с резинкой трусов, я указываю на маленькую строчку, которая находится на бедре.

Chacun est entraîné par sa passion[4].

Ник протягивает руку и поглаживает буквы большим пальцем. Его глаза блестят при свете луны. Так приятно чувствовать его прикосновения на своей коже, что я прикрываю глаза от удовольствия.

– Почему я раньше не замечал этой татуировки? – спрашивает он, не отрывая от нее взгляда.

– Тобой двигала страсть, – улыбаюсь я.

– Именно о страсти и говорится в этой надписи, да? – Я киваю, растворяясь в нежных и одновременно грубых движениях его рук.

– Знаешь французский?

– Немного. Моя сестра им интересуется. – Он останавливается и застегивает «молнию» и пуговицу на моих джинсах.

– А что движет тобой? – интересуюсь я, намекая на значение своей татуировки.

– Страсть к жизни, в которой я ни в чем себе не отказываю.

– Знаешь, за последние двадцать четыре часа я не увидела, чтобы твоя страсть хоть чем-то сдерживалась.

Он смеется, понимая, что я имею в виду. Мне приятно доводить Доминика Даниэля Крамберга до смеха, и не просто смеха, а искреннего, настоящего.

Протянув вещи, я велю ему одеться, потому что не хочу, чтобы он заболел из-за сильного холода. После нашего познавательного разговора мы лежим плечом к плечу и смотрим, как луна исчезает за плотным слоем облаков, которые постепенно сливаются, становясь одной большой тучей.

Рука Ника находится под моей головой, заменяя мягкую подушку. Лежа в тишине, я думаю о том, насколько сильно сблизилась с ним. Я даже не знаю, как назвать наши отношения, потому что для друзей мы проводим время слишком фривольно. Парой нас уж точно нельзя назвать, потому что, во-первых, понятное дело, что это не так, а во-вторых, я не желаю встречаться с Ником. То, что происходит сейчас, устраивает нас обоих, но все же какое-то определение нам нужно дать.

Если бы Ник не захотел сыграть в такого рода игру, что бы я сейчас делала? Сидела бы в номере, страдая из-за Нелли, и смотрела бы в окно, мечтая о том, чтобы мои родители изменились и меня приняли такой, какая я есть. Я всего лишь хочу быть любимой, нужной и счастливой. Ник дарит мне то внимание, которого раньше не хватало даже в общении с Нелли, поэтому я к нему привязалась.

Наступит день, когда мы станем одним целым, сольемся душой и телом, но что будет потом? Неужели после того, что мы вместе пережили, ему ничего не будет стоить уйти, забыв обо мне, как о каком-нибудь сне? Это будет больно – это я знаю точно.

– О чем задумалась? – спрашивает он.

– О том, что будет со мной, когда ты уйдешь, – признаюсь я. Мне легко говорить ему правду.

– Зачем ты это делаешь, наслаждайся тем, что сейчас я рядом.

– Ты не понимаешь, – говорю я, горько посмеявшись. – Мне не привыкать к страданиям, но ты, Ник… ты причинишь мне самую сильную боль, когда уйдешь. Я привыкла к твоему обществу, к твоей дерьмовой поддержке, нежности и грубости. Я привыкла к твоему присутствию в моей жизни. Тяжело осознавать, но это действительно так.

Ответа я не получаю. Да и что он может сказать? Ник не откажется от задуманного, как бы я на это ни надеялась. Муки мне обеспечены.

Глаза застилает пелена слез. В последнее время я очень много плачу, хотя обещала себе не реветь. Не хочется, чтобы мое состояние увидел Ник, поэтому я поворачиваюсь к нему спиной. Протянув руку к ладони Ника, я вкладываю в нее свою, любуясь тем, какой маленькой кажется моя ладонь по сравнению с его. Мы переплетаем наши пальцы. По моим щекам бегут слезы, уверена, Ник уже их заметил.

Крепкая рука ложится на мое предплечье и начинает его поглаживать. Ник периодически целует меня в шею, словно успокаивая. Но единственное, что действительно поможет сейчас, – это слова: «Я не причиню тебе боль, не уйду. Я передумал». Однако этого Ник не произносит, и я совсем отчаиваюсь. Зажмурив глаза, проглатываю ком боли. Я буду рыдать, когда останусь одна в своей комнате в общежитии, но сейчас мне необходимо держаться.

Убедив мозг, что все будет хорошо, я, проронив последнюю слезу, вытираю мокрые дорожки руками и только потом поворачиваюсь к Нику. Мы лежим на боку, смотря друг другу в глаза. Мне хочется остановить время, потому что этот миг кажется волшебным.

– Боль делает человека во сто крат сильнее, – говорит он мне.

– Я читала где-то эту фразу, – пытаюсь отшутиться я, но на его лице даже ни один мускул не дергается.

Пускай молчит, я не желаю слышать о том, что сделает со мной боль, которую Ник оставит после себя.