Московские гастроли - Skif300

На Ривса донесли Савинкову, поэтому чтобы реабилитироваться (тем самым спасая себе жизнь) ему пришлось пойти на попытку убийства.

Этот жандармский офицер был важен для меня по многим причинам. В первую очередь импонировал личной храбростью и высокими профессиональными качествами. В Москве он участвовал в усилении работы службы наружного наблюдения. Лично разработал методику обучения филёров, давшую хорошие результаты. Сам экзаменовал кандидатов. Не скупясь на поощрение за хорошую работу. Отличился на профессиональном поприще и в Петербурге. После отставки во время войны служил в военной разведке и контрразведке, проводил секретные операции в Германии и Австро-Венгрии. Заслужил в конце жизни генеральские лампасы, которые не понравились «жителям нового мира». Убит в 1917 пьяными матросами в Гельсингфорсе (Финляндия).

Надеюсь, в этом витке истории, жизнь этого достойного человека сложится по-другому.

Задумался, как удержать полковника в Москве. В следующем году его перевели в Петербург. Связано это было с беспрецедентным побегом заключённых из Новинской женской тюрьмы в Москве в ночь, на первое июля 1909 года. Всего сбежало тринадцать заключённых, в том числе две женщины, участвовавшие в покушение на Столыпина.

Ха! Здесь опять отметился юный шестнадцатилетний Маяковский. Его мать и сёстры сшили заключённым коричневые гимназические платья для побега, просмолили простыни, по которым они должны были спуститься со второго этажа как по канатам. Володя даже постоял на стрёме, наблюдая со стороны за ходом побега. Естественно, саму организацию взяли на себя мои соратники – члены партии социалистов-революционеров. Не всё прошло гладко – двух бежавших и Маяковского арестовали в ближайшее время. Остальные благополучно устроились за границей.

Фон Котена в это время вроде в Москве не было, но вал начальственных репрессий коснулся и его. Пусть с неким повышением, но полковника перевели на другое место службы.

Тут я немного задумался, как этого не допустить. По сути, не очень реально. Сдавать бежавших женщин было «не по понятиям», совесть не позволит. Решил, пусть идёт, как идёт.

Что касается Маяковского, то с ним всё сложилось благополучно. Проведя в тюрьме шесть месяцев, за недостатком улик, он вышел на свободу. Поначалу, в заключение вёл себя вызывающе: отказывался выполнять требования надзирателей, грубил следователю, часовых иначе как холуями не называл. За что загремел в печально известную Бутырку, проведя остаток срока в одиночной камере.

"Володя вышел из тюрьмы в холодный день в одной тужурке Строгановского училища, - вспоминала его сестра Людмила Маяковская. - Пальто его было заложено. Мы просили Володю дождаться утра, чтобы достать где-нибудь денег и выкупить пальто. Но Володя, конечно, не мог отказать себе в страстном желании видеть друзей. Он ушел на всю ночь. Наутро мы достали двадцать пять рублей и из них двадцать истратили на пальто, три на галоши, а на два рубля Володя отпраздновал свой выход из тюрьмы".

В тюрьме он малость поумнел, решив продолжить своё образование. Прочитанное в журнале «Вехи» высказывание А.С. Изгоева , только подкрепило его уверенность.

"Если революционер увлечется своей гражданской профессией или специальностью, всецело отдастся ей - его ждут самые жестокие сарказмы со стороны товарищей, как настоящих революционеров, так и фразерствующих бездельников. Но приобрести серьезное влияние среди населения, получить в современной жизни большой удельный вес можно, только обладая солидными, действительно специальными знаниями. Без этих занятий, кормясь только популярными брошюрами, долго играть роль в жизни невозможно".

Думы о будущем приводят Маяковского к мысли об искусстве. "Я зашел к тогда еще товарищу по партии - Медведеву. "Хочу делать социалистическое искусство". Сережа долго смеялся: кишка тонка.

«Думаю все-таки, что он недооценил мои кишки. Я прервал партийную работу. Я сел учиться».

Думал Володя в верном направлении.

С Цимлянским же мы стали встречаться часто, и я почерпнул от него много интересных сведений. Например, то, что многие жандармы, особенно из тех, кто поступил на службу до событий 1905-07 годов, когда был высокий конкурс – и не набирали людей с улицы, чтобы восполнить численный состав (большая убыль в виде убитых в годы первой революции) - были большие знатоки марксизма, владея теорией не хуже своих противников. Более того, у них сложился своеобразный «стокгольмский синдром», когда они искренне негодовали об склонности некоторых революционеров к «оппортунизму», и отходу от генеральной линии партии. Характеризуя Луначарского, в рапортах умилительно добавляли «обладает симпатичной внешностью». Нравился некоторым работникам департамента и Ульянов: «наружностью производит приятное впечатление».

От ротмистра получал я и другие сведения. Именно с его слов мне удалось представить картину деятельности различных политических партий, которая сложилась в Москве на настоящий момент.

С эсерами понятно – разброд и шатание У анархистов -аналогично. Социал-демократы чувствовали себя лишь немного лучше. Из трёх партийных центров, существовавших в городе, на плаву держался только один. Методом наружного наблюдения и провокаций, охранке удалось вырвать из рабочей среды самых видных членов большевистской партии. Из революционного движения массово выходят лица из интеллигентских семей. Суровые события декабрьского восстания, последовавшие за этим правительственные репрессии - оттолкнули интеллигенцию от революции. Что в свою очередь, способствовало у рабочих появлению неприязни к этой «прослойки» между классами. Партийным активистом пришлось перестраивать методы и формы работы. Тем не менее, первичные организации существовали и даже понемногу увеличивали свою сеть. В этом году было известно о таких на ста двадцати московских предприятий. Одним из новых методов стало участие в работе легальных общественных организаций: «Общества трезвости», «фабрично-заводских врачей», «кооперативном».

Московские большевики продолжали бороться с меньшевиками. Яростно разоблачали «ликвидаторов», «отзовистов» и «махаевщину».

В общем, полезной информации я получил много, будем разбираться.

Полезная информация для всех любителей истории:

К офицерам, от прапорщика до капитана включительно, обращались со словами «ваше благородие», к подполковникам и полковникам - «ваше высокоблагородие», к генерал-майорам и генерал-лейтенантам - «ваше превосходительство», к полным генералам (от инфантерии, артиллерии, кавалерии, инженерных войск) - «ваше высокопревосходительство».

Глава 18

Выскочив за кулисы, вытер пот со лба носовым платком. Перерыв заполнил мой самодеятельный ансамбль «русской народной песни и пляски». И не только. Похвалил себя ещё раз за подобную инициативу. Выступления этого «коллектива» для рабочих на фабриках и заводах - шли на ура. Значит надо выводить их на профессиональный уровень.

Осторожно выглянул из-за портьеры. Зал как всегда полон. Зрительный зал бывшего