Какие большие зубки - Роуз Сабо

И Ханнафинам мы, похоже, понравились. В какой-то момент мистер Ханнафин даже похлопал красной обветренной ладонью по плечу моего отца. Я уверена, все это было бы невозможно, если бы grand-mère не настояла, чтобы мы вели себя прилично. Разница была очевидна, если посмотреть на Луму. Старшие Ханнафины старались избегать глядеть на нее, а Джейн то и дело косилась в ее сторону, словно опасаясь, что Лума покусает ее прямо здесь. Я представила, как девушка шаркает ногой под столом, как ее носок трется об искалеченный Лумой палец.

Раздражение grand-mère значительно возросло, когда Лума расплескала вино, а потом навалилась всем весом на плечо Артура. Когда Маргарет подала мясной пирог и принялась нарезать его на кусочки, а Лума потянулась к еде руками, grand-mère наконец, не выдержала:

– Лума, веди себя прилично!

Лицо Лумы исказилось в отвратительной гримасе. Она протянула руку, залезла пальцами прямо в пирог и стала горстями набивать рот. Она жевала, широко раскрывая рот, и мясной сок стекал у нее по подбородку.

– Майлз, выведи ее из-за стола, – велела grand-mère. Отец беспрекословно встал и положил руку Луме на плечо.

– Пойдем, – сказал он. – Давай.

Лума задрала голову и посмотрела на него. Не знаю, что она увидела в его лице, но она встала и следом за ним вышла из комнаты. Раскрасневшийся отец вернулся спустя несколько минут, сел на место и налил себе вина в бокал.

– Майлз, – окликнула его мама. – Куда так много?

С каменным лицом он сделал большой глоток.

Рис поднялся из-за стола.

– Я на улицу, – сказал он.

– Миклош, – сказала grand-mère. – Ты тоже можешь выйти.

Дедушка Миклош встал с таким видом, будто только что проснулся. И выскользнул из комнаты следом за Рисом. Когда кухонная дверь за ними закрылась, я увидела, как мелькнул черный мех, и следом хлопнула задняя дверь.

– Прошу их простить, – сказала grand-mère. – Им тяжело после смерти Персефоны.

Ханнафины кивнули.

– Разумеется, – сказал мистер Ханнафин.

– Их можно понять, – добавила миссис Ханнафин. Они неловко переглянулись, но потом снова повернулись к нам и улыбнулись. – Чудесный вечер, – сказала она.

Я глянула на Артура. Он мягко посмотрел на меня в ответ. Я улыбнулась ему, надеясь, что Ханнафины не заметят, как дрожат мои руки. Все происходящее казалось неправильным.

Когда ужин закончился и Маргарет подала Артуру кофе, я посмотрела на grand-mère и одними губами произнесла: «Можно с тобой поговорить?» Она покачала головой и движением бровей указала на гостей. Она не хотела оставлять их без внимания. Это было не лишено смысла. Но мне не понравился вид Ханнафинов после того, как они так быстро простили Луму.

Отец налил себе еще вина, и вся компания перешла из столовой в гостиную по другую сторону зала.

– Не сыграть ли нам на фортепиано, Элеанор? – спросил Артур. Он выглядел совершенно невозмутимым, словно это был обычный для него вечер. Думаю, в каком-то смысле так оно и было.

– Какое чудесное предложение! – сказала grand-mère.

Мы вдвоем сели на скамью. На улице Лума выла в ночи, но здесь – здесь Артур попросил меня сыграть с ним. Я вдруг вспомнила, как в детстве мы так же сидели с ним на скамье.

Но потом внезапно на мою шею сзади опустилась холодная ладонь, и в один миг меня перенесло в другое место.

Я словно очутилась в том самом сне, где я была бабушкой Персефоной, вот только сейчас все происходило наяву. Смутно я ощущала свое тело, сидящее перед фортепиано, но в то же время я оказалась в другом времени и даже в другом теле. Я стояла на пороге гостиной и наблюдала, как Артур учит юную Элеанор играть.

Он выглядел в точности как сейчас, ни на день моложе. Его тонкие пальцы парили над клавишами. Маленькая Элеанор сидела на скамейке на коленках, чтобы достать до клавиш. Она сосредоточенно хмурилась каждый раз, когда ошибалась нотой.

– Наверное, на сегодня достаточно, – негромко сказал Артур.

Голова девочки повернулась к нему, отчего короткие белые волосы качнулись.

– Я еще не закончила, – сказала она. – Продолжай меня учить.

– Артур! – воскликнула я. Вернее, почувствовала, как говорю это, но голос был не мой, а Персефоны. – Что вы делаете?

Артур внимательно и бесстрастно смотрел на меня. Маленькая Элеанор повернулась ко мне.

– Я сказала ему, чтобы он меня научил, – объяснила я. – У меня уже хорошо получается. Слушай.

– Элеанор, иди поиграй на улице. Сейчас же.

Девочка сползла со скамейки и сердито посмотрела на меня.

– Вот когда я стану бабушкой, ты уже не сможешь заставлять меня делать, что тебе вздумается, – сказала она.

– Что ж, хорошо, что этот день еще не настал.

Она пробежала мимо меня и исчезла.

– Я никогда не пойму, почему ты им так нравишься. – Я почувствовала, как говорю это, но, разумеется, говорила не я, а бабушка Персефона.

Артур натянуто улыбнулся.

– Возможно, это передалось им по наследству от дедушки.

И в одно мгновение я снова оказалась в гостиной. Grand-mère смотрела на меня странным взглядом.

– С тобой все в порядке? – спросила она.

– Да, – ответила я. – Просто возникло странное чувство.

Я посмотрела на Артура. И сразу же поняла, что он тоже все это почувствовал. Я коротко кивнула ему. Мы раскрыли ноты и выбрали песню.

Вместе мы играли великолепно: он хорошо компенсировал мои короткие интервалы, а еще добавлял немного живости и негромко подпевал на полутон ниже. У меня возникло чувство, будто что-то утеряно безвозвратно. Разве мы не могли делать это и раньше, до приезда grand-mère? Разве мы не могли бы играть вдвоем с самой первой ночи, когда я вернулась домой, если бы только я не чувствовала себя такой жалкой, мелкой и ничтожной, если бы сама не подтолкнула к нему Луму? Если бы я просто попросила, вместо того чтобы приказывать? Пару раз я натыкалась на отражение собственных глаз в его затемненных очках и сразу же отводила взгляд.

На середине второй песни Рис с грохотом влетел через главный вход. Он был растрепанным после леса, без рубашки, в волосах торчали веточки, на лице и груди красовались царапины. Я вскочила на ноги, не до конца понимая, что делать: спешить ему на помощь или загородить ему путь в гостиную. Он смотрел мимо меня, на Артура, который тоже поднялся на ноги. Я не знала, что он сделает в следующую секунду, и он, похоже, тоже.

– Рис, – сказала я. – Что случилось?

Краем глаза я заметила, как в зале что-то шевельнулось. Лума смотрела на нас с лестничной площадки. Ее волчьи глаза, поймав свет, сверкали двумя идеальными зелеными дисками. Сквозь полумрак я разглядела, что она скалит свои длинные зубы. Они гонялись друг за другом, и Рис оказался в ловушке. Я вздохнула и хотела было его успокоить. Но grand-mère уже поднялась со своего места и шагнула к Рису.