Какие большие зубки - Роуз Сабо

– Он просто запутался! – сказала я. – Перепутал grand-mère с кем-то еще. Много лет назад с ним что-то произошло. И в день похорон бабушки Персефоны это повторилось: ему казалось, что звонят не городские колокола, а церковные колокола у него на родине.

Я посмотрела на Луму, как бы говоря: вот видишь? Но она закатила глаза и повернулась к дедушке.

– Что она такое? – спросила Лума. – Она же не волк, как мы? Пахнет совсем не так.

Дедушка помотал головой.

– Дедушка, – продолжала Лума, – почему ты не расскажешь нам, что случилось?

Дедушка Миклош явно не хотел ничего рассказывать.

– Ваша бабушка не любила эту историю, – сказал он. – Говорила, все осталось в прошлом. И просила не рассказывать детям.

Я почти не сомневалась, что Лума считает, будто я от нее что-то скрываю. Хотя на самом деле это было не так – не вполне так. Мне нужно было все исправить. Выяснить, что имеет в виду дедушка. Не то чтобы я подозревала grand-mère. Но…

– Перед смертью бабушка сказала, что я должна обо всем позаботиться, – начала я. – Помнишь, я тебе уже об этом говорила?

Миклош кивнул.

– Тогда расскажи мне, что ты видел, – попросила я.

– А ты мне поверишь? – спросил он. – Обещаешь?

Лума сверлила меня взглядом, пока я не сказала:

– Хорошо, обещаю.

Миклош вздохнул.

– В молодости я жил в тихой деревне, – начал он. – Мы боялись существа, которое обитало в замке, вот только у нас не было слов, чтобы описать его. Все, что у нас было, – это колокола, которые говорили нам, когда нужно убегать от ворон.

И он поведал нам о том дне, когда он бежал. Бежал и опоздал. Я сидела будто парализованная, в ужасе ожидая, что он превратится в волка и нападет на меня, потому что просто боится. Но Лума поглаживала его по руке, придерживала за плечо и не сводила с него глаз, пока дедушка рассказывал, как вороны схватили его и потащили прочь. Они вцепились ему в одежду и в волосы и распределили его вес между собой так, чтобы можно было нести его по воздуху, а он все время боялся, что его в любую минуту отпустят и он разобьется насмерть.

– Они уносили меня далеко, несли над полями, – продолжал он. – Несли над лесом таким густым, что за ним не видно было земли. Посреди этого леса стоял разрушенный замок. Вороны пронесли меня сквозь дыру в крыше и бросили там. А потом все птицы улетели, только хвостом вперед.

– Хвостом вперед? – переспросила я.

– Да, именно так, – повторил он. – В рот старухе.

Он замолчал и многозначительно посмотрел на меня, словно я должна была догадаться, что он имеет в виду.

– Не понимаю, какое отношение это все имеет к grand-mère, – сказала я.

– Это была она, – сказал дедушка. – Она приказала мне стоять неподвижно, и я не мог пошевелиться. А потом она открыла рот так широко, что я увидел: это вовсе и не рот, а глубокая дыра. – Он закрыл глаза. Я только теперь заметила, как тяжело он дышит, как тяжело ему описывать неописуемое. – Она пыталась проглотить меня. И вот тогда-то я вывернулся наизнанку. В первый раз превратился в волка. Я-то двигаться не мог, а волк – мог. Я разорвал ее напополам, и она упала. А потом… – он помедлил. – Потом я сбежал. – Он словно удивился, как легко подошел к концу рассказа. – И за всю жизнь не рассказывал об этом никому, кроме вашей бабушки.

Я попыталась представить это: рот в виде глубокого отверстия. Челюсть кольнуло болью.

– Это она превратила тебя в волка? – спросила я.

Он помотал головой.

– Волка я отыскал в себе сам, – сказал он. – Заглянул глубоко внутрь себя и нашел выход.

Я долго сидела молча. Вспоминала каждого человека, встреченного мной за всю мою жизнь, и гадала, у скольких из них внутри скрывается волк, который просто пока еще не нашел пути наружу. Или, что еще ужаснее: сколько людей в моменты опасности смотрят вовнутрь в поисках хоть чего-то, что может их спасти – и не находят ничего?

– Но дедушка, – сказала я, когда мне удалось вытряхнуть эту мысль из головы, – как же grand-mère может быть той самой женщиной? Ведь столько лет прошло. Ты же убил ее!

– Нет, – возразил он. – Я только разорвал ее напополам.

– Но ведь она была старухой, – не унималась я. – А ты был ребенком. А сколько сейчас лет grand-mère?

Они с Лумой переглянулись. Они что, считают меня идиоткой?

– Дедушка, – продолжала я спокойным голосом. – Ты помнишь ту ночь, когда в городе звенели колокола? – Он кивнул. – Помнишь, как это напугало тебя? Как ты решил, будто это церковные колокола из твоей деревни? – Он снова кивнул, но уже менее уверенно.

– На что ты намекаешь? – спросила Лума.

– Я думаю, ты и сейчас ошибаешься, – сказала я. – Ты очень расстроен из-за смерти бабушки Персефоны, и это пробуждает старые воспоминания. Тебе показалось, что бьют те же колокола, что и в твоей старой деревне. А когда к нам в гости приехала пожилая женщина, ты решил, что это та же старуха, которую ты видел в молодости. – У меня появилось ощущение, будто я разгадала загадку; даже голова чуть не закружилась. – Понимаешь? Ты просто запутался.

– А я ему верю, – сказала Лума. – И думаю, что нам надо от нее избавиться.

– Избавиться? – переспросила я. – Тетя Лузитания хотела, чтобы вы с Рисом избавились от меня. А теперь ты думаешь, что мы должны так поступить с нашей бабушкой?

– Успокойся, – сказала Лума. – Это не одно и то же. Ты одна из нас.

– А мне так не всегда кажется. Дедушка, ты же обещал прекратить это все.

– Ты заставила меня пообещать, – отозвался он.

Лума застыла.

– Не смей делать это с ним, – сказала она.

– Делать что?

– Принуждать ко всякому, – сказала она. – Когда мы были маленькими, ты мне пообещала, что больше так не будешь.

Я вдруг похолодела и замерла, как бывает, когда в теплый день ветер приносит тучу, которая закрывает собой солнце. Мне хотелось сказать ей, чтобы она перестала выдумывать, что ничего я такого не помню, но смутные обрывки воспоминания зашевелились в моей голове: я не могла вспомнить как следует, но практически нащупала то место, где могла на него наткнуться.

– Я не хотела делать ничего плохого, – сказала я. – И вообще не уверена, делала ли я что-то плохое.

– Ты должна все исправить, – сказала Лума. – Скажи дедушке, что он может делать все, что хочет.

Я перевела взгляд на дедушку, наполовину спрятавшегося под кровать. В том месте, где Лума гладила его по голове, волосы неестественно торчали. Глядя на меня оттуда снизу вверх, он казался таким молодым.

– Дедушка, – сказала я. – Ты можешь делать что угодно. Ты не обязан выполнять то обещание. – Я повернулась к Луме. – Ну вот, теперь ты…