Клан Пещерного Медведя - Джин М. Ауэл

«Все в порядке! Бран на меня не сердится! Да и почему, собственно говоря, он должен злиться? Я поступил по справедливости. Почему он должен наказывать мужчину, проучившего нерадивую девку?» От облегчения Бруд глубоко вздохнул.

Пока мужчины пили воду, Эйла кинулась к пещере. Большинство соплеменников вернулись к своим делам, только Креб поджидал ее у входа.

– Креб! Бруд опять едва не побил меня, – знаками пожаловалась ему она. Она смотрела на любимого ею человека, и улыбка постепенно спадала с ее лица: никогда прежде он на нее так не глядел.

– Ты всего лишь получила то, что заслужила, – произнес он с мрачным видом. Повернулся и отправился к своему очагу.

«Почему Креб злится на меня?» – забеспокоилась она.

Позже тем вечером Эйла подошла к Мог-уру сзади и обвила руками его шею – жест, от которого всегда оттаивало его старческое сердце. Однако на сей раз, он остался к нему безучастным и продолжал смотреть вдаль холодным и отсутствующим взором.

– Не беспокой меня, девочка. Пойди поищи себе какое-нибудь занятие. Мог-ур размышляет, ему некогда тратить время на всяких дерзких девчонок, – коротко отделался он от нее.

Глаза ее наполнились слезами. Ее больно ударил ответ Мог-ура и даже немного напугал. Это был не прежний, любящий ее Креб. Это был Мог-ур. Впервые в жизни она поняла, почему великий Мог-ур вселяет почти во всех благоговение и страх. Он отдалился от нее. Одним взглядом и несколькими жестами он выразил свое осуждение и недовольство, которых она прежде от него никогда не знала. Он больше не любил ее. Она хотела его обнять, сказать, как сильно его любит, но боялась. И побрела к Изе.

– Почему Креб так на меня зол? – спросила ее девочка.

– Я уже говорила тебе, Эйла, что тебе следует делать то, что велит Бруд. Он мужчина и имеет право командовать тобой, – мягко произнесла Иза.

– Но я делаю все, что он хочет. Я всегда ему подчинялась.

– Ты противишься его приказаниям. Ты же знаешь, что дерзишь ему. Ты ведешь себя не так, как положено послушной девочке. Это отражается на Кребе и на мне. Креб считает, что плохо тебя воспитывает, позволяет слишком много свободы. Он думает, что раз он позволил тебе вольное обращение с ним, то ты сочла себя вправе так же вольно вести себя с другими. Бран тобой тоже недоволен, и Креб это знает. Ты все время бегаешь, как ребенок. А ведь по возрасту ты почти женщина. Ты произносишь какие-то жуткие звуки. А когда тебя просят что-нибудь сделать, ты не торопишься. Тобой недовольны все. Ты осрамила Креба.

– Я не знала, что я такая плохая, – ответила Эйла. – Я не хотела быть плохой, я даже не думала об этом.

– Но следовало бы подумать. Ты уже не ребенок, чтобы так себя вести.

– Все это потому, что Бруд был всегда жесток ко мне и сильно избил в тот раз.

– Не важно, жесток он с тобой или нет. На это его воля. Как мужчина, он имеет на это право. И может бить тебя, когда ему заблагорассудится, и так сильно, как захочет. Когда-нибудь он станет вождем, и тебе, Эйла, придется ему подчиняться. Ты должна будешь делать все, что он пожелает. У тебя нет выбора. – Иза посмотрела на вытянувшееся лицо дочери. «Почему ей это дается так тяжело?» – спросила себя она и ощутила горечь и сочувствие к девочке, которая с таким трудом принимала ее слова. – Уже поздно, Эйла, иди спать.

Девочка отправилась в постель, но уснуть ей долго не удавалось. Она долго вертелась, прежде чем ее окончательно сморил сон. Наутро она проснулась рано, взяла корзинку с палкой для копания и ушла еще до завтрака. Ей нужно было побыть одной, чтобы все обдумать. Уединившись на своей секретной лужайке, Эйла достала пращу, хотя стрелять ей особенно не хотелось.

«Это все из-за Бруда, – думала она. – И почему он ко мне привязался? Что я ему такое сделала? Он всегда меня недолюбливал. Он, видишь ли, мужчина, а чем, собственно, они лучше женщин? Подумаешь, будущий вождь, не такой уж он великий. В обращении с пращой ему далеко до Зуга. Я и то стреляю не хуже его и уж точно лучше Ворна. Мальчишка часто промазывает, да и Бруд, наверное, тоже. Помнится, в тот день, когда он выпендривался перед Ворном, ему ни разу не удалось попасть в цель».

Она в запальчивости принялась стрелять из пращи. Один из камней попал в кусты и спугнул спящего дикобраза. В Клане редко охотились на маленьких ночных зверьков. «Сколько было шума, когда Ворн подстрелил дикобраза! – вспомнила Эйла. – Да если я захочу, я тоже смогу». Распушив иглы, зверек семенил к песчаному холму, что находился у ручья. Эйла вставила в пращу камень, прицелилась и выпустила его. Медлительный зверек оказался легкой мишенью, он тотчас свалился на землю.

Довольная собой, Эйла бросилась к добыче. Однако, коснувшись ее, она поняла, что он не убит, а только ранен: из головы сочилась кровь. Охваченная волнением, она готова была отнести его с собой, чтобы полечить в пещере, как уже не раз поступала с ранеными животными. Ей уже не было радостно, ей стало жутко. «Зачем я в него стреляла? Ведь я совсем этого не хотела. Я не могу принести его в пещеру. Иза сразу поймет, что его ударили камнем. Она не раз видела зверюшек, подбитых из пращи».

Девочка в недоумении смотрела на раненого зверька. «Мне нельзя было охотиться, – продолжала рассуждать она. – Что толку от этой пращи? Креб и так злится на меня, а что будет, если он узнает? А если узнает Бран? Мне даже нельзя было прикасаться к оружию, не то что стрелять из него. Неужели Бран меня выгонит? – Эйлу переполняли страхи и угрызения совести. – Куда же я пойду? Ведь я не смогу жить без Изы, Креба и Убы. Кто обо мне позаботится? Я не хочу уходить».

Слезы хлынули у нее из глаз.

«Я была плохой. Очень плохой, и Креб на меня разозлился. Я люблю его и не хочу, чтобы он меня ненавидел. Ну почему он так на меня злится? – Слезы ручьем текли по ее щекам. Она легла на землю, продолжая рыдать над своей горькой судьбой. Продолжая то и дело всхлипывать, девочка села и вытерла рукой нос. – Больше я не буду плохой. Я буду только хорошей. И стану делать все, что Бруд ни пожелает. И никогда не прикоснусь к праще!…» Для убедительности она швырнула оружие в кусты, после чего схватила корзинку и помчалась обратно в пещеру.

Иза издалека заметила девочку:

– Где ты была? Пропадала все утро и вернулась с пустой корзинкой.

– Я обо всем подумала, мать, – совершенно серьезно начала Эйла, – и решила, что ты права. Я была плохой. Но больше такого не повторится. Я буду делать все, что захочет от меня Бруд. Я буду вести себя так, как положено, и больше не буду бегать. Как ты думаешь, если я стану хорошей, Креб будет меня опять любить?

– Не сомневаюсь в этом, Эйла, – ответила Иза, мягко похлопав девочку по плечу. «Вновь эта слезоточивость, стоило девочке подумать, что Креб ее не любит, – отметила про себя Иза, глядя на заплаканное детское лицо и опухшие глаза. Сердце целительницы дрогнуло. – Ей все гораздо труднее дается, потому что она на нас непохожа. Возможно, теперь это даже к лучшему».