Сердце Дракона. Двадцатый том. Часть 2 - Кирилл Сергеевич Клеванский

которой последовал оглушительный рев, пронзила воздух. Энергия клинка раскалила кожу и обожгла глаза, но Хаджар не отвернулся и не опустил руки. Ничто не могло заставить его сойти со своего пути. И как бы ни был грозен враг, он не отступит.

И клинок, словно чувствуя решимость противника, начал движение. Когда он опустился, волна жара, которому не было ни сравнения, ни равных, подобно невидимому шторму, прокатилась впереди, испепеляя все, что находилось на ее пути.

Хаджар взмахнул мечом и на встречу волне жара понеслись потоки ветра. Две невидимые силы схлестнулись посередине, порождая незримый торнадо противоборствующих начал.

На генерала упала тень, и палящий силуэт надвигающейся гибели раскинул прожженные перья, но тот все так же остался непоколебим. Пальцы крепко обхватили рукоять его собственного меча, казавшегося едва ли не зубочисткой на фоне небесного исполина.

Хаджар стиснул зубы и с вызывающим ревом поднял потяжелевший от давления Синий Клинок над своей головой. Лазурное лезвие, на поверхности которого сияли звезды и среди облаков парила птица Кецаль, казалось, засветилось в тусклом свете пылающего неба, когда огненный меч обрушился на его плоскость.

Когда сталь встретилась с пламенем, то звук, заставлявший бы слова о “грозном грохоте разбитой вселенной” померкнуть и исчезнуть в своем реве, эхом разнесся по полю боя. Под гнетом чудовищной мощи, ноги генерала разом пробили высохший камень и по колено погрузились в породу, но тот, с ревом раненного зверя, держал. Костяшки пальцев побелели, мышцы напряглись, вены пульсировали на лбу, а энергия горными потоками покидала ядро силы.

Весь его мир охватило пламя; обжигающий жар и едкий дым заполнили его легкие. Руки Хаджара все сильнее дрожали, когда он, сцепив зубы, сдерживал огненное исчадье и каждая мышца буквально кричала в агонии.

Вес Меча Небесного Огня давил на него с мощью и остервенелостью, которой прежде генерал не знал равных. Он бился не просто с явлением природы, зверем или адептом. Нет — сама реальность восстала против его желания отринуть время.

И все же, сжимая зубы до хруста десен, не сводя взгляда с цели, он держал. Единственное, что для него в данный миг имело значение, — это держать перед собой собственный клинок. Чего бы это ему ни стоило.

А затем произошел сдвиг, почти незаметное движение его собственного меча и огненный исполин приблизился к груди генерала пусть и на незначительное расстояние, незримое невооруженному взгляду, но давление тут же выросло десятикратно, а мир вокруг поддался воли огня и горы начали оплавляться.

Хаджар, терзая свою глотку таким родным и знакомым боевым кличем, высвободил терну и вложил её в руки. Огненный меч едва заметно дрогнул под ответным натиском и вернулся в исходную позицию и на краткую долю секунды давление ослабло.

Это была короткая передышка, мимолетный момент триумфа, который дарил надежду изможденному сердцу. Однако передышка была недолгой.

Небесный Меч раскалился до бела и языки снежного пламени заплясали на его кромке. Тот шипел и брызгал искрами, размером с падающие звезды, а жар был настолько сильным, что генералу пришлось задержать дыхание, но лицо он так и не отвернул, пусть и чувствовал, как сгорают волосы и плавиться кожа, прилипая к обожженным костям.

Вновь взревев, генерал в очередной раз зачерпнул энергию и терну и вновь дал отпор противнику.

Этот цикл ударов, больше напоминавших перетягивание каната, не смолкал ни на мгновение.

Каждый раз, когда пылающий меч с грохотом обрушивался с небес, принося с собой испепеляющий жар, грозивший превратить противника в горстку пепла, Хаджар наносил ответный удар, дотягиваясь до нитей встревоженного ветра, которые кружились вокруг него. Он повелевал ими и те впитывались в его Синий Клинок, заставляя тот сиять яркой лазурью.

Это был какой-то недвижимый танец неповиновения, состязание двух источников непреклонной воли. В этом смертельном объятии с пылающим мечом Хаджар не просто сдерживал натиск небесного оружия; он сдерживал сам приказ судьбы — оставаться на пути смертных.

И в миг, когда, казалось, мир окончательно погрузиться в пылающее инферно и сражаться будет уже не за что, все исчезло.

Хаджар все так же сидел в позе для медитаций посреди кувшинок, мир вокруг не исчезал в огне и единственное, что напоминало о прошедшем испытании — исчезавшее перед ним лезвие, около самого сердца, лезвие огненного меча. Вот только оно не было размером от земли до неба, а лишь немногим превышало длину руки взрослого мужчины.

— Вот… оно… как… — с трудом произнес генерал и каждое его слово сопровождалось облачками дыма, срывавшимися с губ.

Получается, что каждое испытание проходило не только в реальности, но и на каком-то другом уровне.

Что же…

Хаджар снова прикрыл глаза, выровнял дыхание, успокоил сердце и приготовился ко второму из пяти испытаний.

Глава 1814

Небеса не заставили себя ждать и вторая часть испытания — ступень “Ужаса, сокрытого в душе” развернулась перед генералом.

Хаджар почувствовал, как земля начала дрожать под его ногами. Медленно цвета мира становились все ярче, перетекая один в другой и менясь, пока не стали почти неузнаваемыми. Сталактиты, цветы и кувшинки, казалось, двигались подобно живым существам, а вокруг него то и дело вспыхивали мерцающие лужи жидкого серебра.

Внезапная, уже давно забытая и незнакомая дрожь пробежала по его позвоночнику, и Хаджару показалось, что кровь в его натянутых жилах застыла вековым льдом. Его сердце ускорилось в темпе загнанного скакуна, отдаваясь в ушах зловещим ритмом надвигающейся бури. Воздух перед тускнеющим взглядом потемнел, закутавшись в истрепанный саван кладбищенского призрака — такой же осязаемый, облепивший плечи и шею, как и ужас, который начал сжимать когтями где-то глубоко в его груди.

То, что явилось перед генералом, не было просто дымкой или неясным миражом, от которого можно отмахнуться, как от навязчивого обмана сознания.

Нет.

Этот фантом был не просто видением; это было леденящее душу олицетворение его внутренних страхов, чудовищное воплощение его прошлых ошибок и сожалений. Вина, скрытая в глубинах его сердца; страх, который когда-то грозил поглотить его. И он двигался к нему и в каждом шаркающем шаге твари звучали преследующие генерала отголоски потерь. Крики и стоны, проклятья и мольбы, плач и предсмертные хрипы — все они слились в шагах этого монстра.

Сердце генерала колотилось в груди с такой силой, что с легкостью заглушало стук боевых барабанов, коими обернулся рык монстра. Дыхание Хаджара тут же сбилось, стоило только существу развернуться перед ним гротескной пародией на все те ошибки, что допустил генерал на своем пути.

Казалось, что воздух стал холоднее, когда