Казаки-разбойники - Людмила Григорьевна Матвеева

Все другие тоже посмотрели. И вдруг мальчик поднял кулак возле уха. Ну конечно, «Рот Фронт!». Любка тоже подняла кулак: «Рот Фронт!» И Белка, и все испанские ребята подняли крепко сжатые кулаки и смотрели строго и торжественно. Так они постояли минуту. А потом пришёл взрослый высокий человек в синей испанской шапочке, тоже смуглый и кудрявый. Он что-то сказал и увёл ребят. А Любка с Белкой пошли в другую сторону. Но долго ещё радостно помнилась эта встреча. Освещённая солнцем площадь, голые деревья, ребята из испанского детского дома с серьёзными чёрными глазами и поднятыми кулаками.

«Мы за вас, и вы за нас, мы справедливы в своей борьбе и не боимся врагов» — вот что такое «Рот Фронт».

Во дворе стало совсем темно, а Любка всё сидела в досках. А что, если записаться в испанский детский дом? Спросить у кого-нибудь адрес и пойти. Чужой язык не беда: язык можно выучить, она способная. Вера Ивановна не раз говорила: «Способная, но любишь лениться». Если её примут в испанский детский дом, она тоже получит испанскую шапочку с кисточкой. Такую шапку надо носить немного набок, как у той девочки с длинными волосами. Любка с ней подружится и с тем мальчишкой.

Рядом с досками остановилась мама. Теперь на ней были не тапочки, а белые фетровые боты, над ними виднелись розовые чулки и край пальто.

— Вот ты где! Что за наказанье!..

— Я, мам, сейчас вылезу. Ты иди, я приду.

— Нет уж, голубушка, вылезай сию же минуту! Забралась в доски… А если придавит? Мало ли что! Всегда выдумываешь дурацкие игры, как маленькая.

Мама отряхивала Любкино пальто, мама сердилась, и Любке показалось, что она нарочно так крепко шлёпает ладонью по спине и пониже. Но Любка сделала вид, что не заметила. Так хорошо было стоять около своей мамы.

Папа вернётся

Мама шла впереди, а Люба перепрыгивала по жёлтым квадратам, которые отбрасывали на снег освещённые окна.

Дядя Боря сидел за столом и помешивал чай, глядя в потолок.

— А, барышня нашлась наконец, — встретил он Любу. — Как поживаешь?

«Барышня. Как буржуй разговаривает». Любка хмуро промолчала, но почувствовала ухом мамин взгляд и буркнула:

— Здрасте.

Она нарочно здоровалась с дядей Борей тихо, чтобы мама услышала, а он — нет. Но дядя Боря тоже услышал, он закивал и заулыбался.

— Ну? Какие у тебя отметки?

Ещё чего не хватало. Какое его дело? Но мама смотрит и смотрит.

— Хорошие отметки, — отвечает Люба. Она старается сказать так, чтобы мама не заметила, что она отвечает не очень вежливо, а дядя Боря чтобы заметил и отстал.

Но он не отстаёт:

— А поведение отличное?

— Да, отличное, — отвечает Люба покорно.

Никак не понять, куда клонит дядя Боря. Лицо у него расплылось от улыбки, глаз не видно, а щёки разошлись в стороны. Дядя Боря сунул руку внутрь пиджака, порылся в кармане и вынул голубой бумажный квадрат.

— Два билета на «Синюю птицу» во МХАТ. — Дядя Боря от удовольствия прищурился. Он получал удовольствие от своих подарков. — За хорошую учёбу и отличное поведение. Дарю. — И подвинул билеты Любе. — Бери, бери. Позовёшь подружку. Или, может быть, дружка? — Дядя Боря раскатисто рассмеялся. Он так сильно хохотал, что закашлялся и кашлял очень громко. Кашляя, он всё показывал пальцем на билеты: бери, мол, что же ты, бери.

Любка шагнула к столу и взяла билеты. Мама кивнула в знак того, что Люба поступила правильно, и сказала:

— Ужинать тебе пора.

На столе лежали золотистые бублики, нанизанные на верёвочку. Даже издали было видно, что бублики тёплые. Любка почувствовала, что очень хочет есть. Дядя Боря перестал кашлять и смотрел на Любу слезящимися глазами. Мама вышла на кухню.

— Рада, что пойдёшь в театр? — спросил дядя Боря.

— Да, рада, — ответила Люба.

Она не могла ему сказать, что была бы в сто раз больше рада, если бы билеты дал не он, а кто угодно другой. Хоть Мазникер. Хоть даже Анька Панова. А у него она бы и не взяла, если бы не мама.

— Дядя Боря… — сказала Люба, ещё сама не совсем зная, что скажет дальше.

Она почувствовала на макушке ветер. Так бывало всегда, когда она совершала решительный поступок, который не успела обдумать, но думать было некогда. Прыгала в речку у бабушки на даче. В затылке становилось холодно, и она уже знала, что не сделать этого она не сможет. Такие поступки совершались сами. И сейчас, пока мамы не было в комнате, Люба сказала:

— Дядя Боря, знаете что?

Он поднял брови и уставился на неё. Почему ей показалось, что слишком удивлённо он смотрит и слишком уж высоко поднял брови. Как будто сам в глубине души знает, о чём она скажет.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу спросить. Вы с моей мамой ведь не будете жениться? Вы не надо жениться, ладно, дядя Боря? Вы же старый холостяк. А папа вернётся обязательно.

Он полез под стол и стал завязывать ботинок. Долго он его завязывал. Пришла мама и принесла сковородку. На всю комнату запахло котлетами.

Дядя Боря вылез из-под стола и сидел, очень прямо держа спину. Лицо у него было красное. На Любу он не смотрел.

Маленький мальчик Мэкки

Люба опять опаздывала в школу. Даже если всю дорогу бежать, всё равно еле-еле успеешь, а может, и нет. Она схватила пальто, сунула руку в рукав, а другой рукав натянула уже во дворе. Перепрыгнула через лужу, прокатилась по скользкой дорожке чуть не до самых ворот.

— Люба! Подожди!

Её догнал Мэкки. Он смешно спешил на своих коротких ногах. Вид у него был озабоченный. Люба остановилась, но от нетерпения перебирала ногами на месте.

— Знаешь, — запыхавшись, проговорил Мэкки, — я тебе только скажу, а ты никому не говори. Ладно?

— Ладно. Только ты поскорее, а то я