Салют из тринадцати орудий - Патрик О'Брайан

Малайская женщина покупала по пеннивейту [28] бетеля, извести и куркумы, а в дальнем конце лавки, праздно перебирая женьшень и акульи плавники, стояли Эдвардс и Макмиллан вместе с Юсуфом, младшим слугой Фокса. Когда женщина ушла, они начали настаивать на том, чтобы уступить доктору Мэтьюрину свою очередь. Они вовсе не спешили. Хотя Стивен и понял, что двигало ими что-то помимо хороших манер, он не согласился. Пока они меняли с помощью Юсуфа деньги и бормотали свои просьбы, он стоял в дверном проеме, наблюдая за редким движением на улице. Юсуф оказался не столь сдержанным, он пронзительно и отчетливо перевел: «Две эти монеты за краткое время, пять за всю ночь».

Когда они ушли, Стивен также разменял гинею, а потом сообщил, что хотел бы увидеть Ли Ляна. Позвав другого юнца, чтобы присматривать за лавкой, молодой человек провел его мимо двух прилавков сквозь кладовую во двор между складами, в огороженный сад с каменным фонарем и одинокой ивой. В дальнем конце виднелся небольшой садовый домик с дверью круглой, будто полная луна. В ней стоял Ли Лян, непрерывно кланяясь.

Он вышел навстречу, встретить Стивена на полпути, провел его в маленький дом и усадил в широкое, невероятно красивое кресло из сучжоусского лакированного дерева, очевидно специально поставленное для гостя. Хозяин приказал подать чай, портвейн и печенье, которые принес потрепанный одноглазый евнух. После кварты или даже пинты чая — печень доктора Мэтьюрина, к сожалению, не позволяет пить портвейн, хотя он крайне признателен за внимание — Лин Лян извинился за то, что не смог пока еще собрать все средства, упомянутые в аккредитиве уважаемого Шао Яна, даже с помощью его коллеги с другого берега реки, почтенного Ву Ханя.

Но Ву Хань собирается востребовать важный долг, так что в течение недели сумма наберется. Тем временем Ли Лян так организовал доступные средства, что в распоряжении доктора Мэтьюрина имеется одна восьмая суммы в пагодах и три четверти в риксдалерах и лянах — серебро в этих краях больше в ходу, нежели золото. Это, добавил он, гоняя туда-сюда косточки счет с невероятной скоростью, представляет определенную долю цехинов, дукатов, гиней, луидоров и иоганнесов, размещенных у Шао Яна.

Числа Стивен пропустил мимо ушей, но вид он сохранял внимательный. По завершении подсчетов он признал:

— Очень хорошо. Возможно, мне довольно скоро предстоит совершить несколько значительных переводов. Они должны остаться конфиденциальными. Ву Хань понимает важность этого? Как я понял, вы с ним партнеры в данном предприятии.

Ли Лян кивнул. Ву Хань неизбежно стал его партнером в равных долях — сделка слишком крупная для них по отдельности. Но Ву Хань — душа осмотрительности, он молчалив, как легендарный Мо.

— А не обслуживает ли он французскую миссию?

— Едва ли. Они присылали немного денег для обмена на яванские гульдены для повседневных покупок. Но единственная связь — между клерком Ву Ханя из Пондичерри и одним из людей миссии, тоже родом из французской Индии.

— Тогда будьте любезны, дайте знать Ву Ханю и его клерку из Пондичерри, что меня заинтересовали бы любые сведения о французах, которые можно должны образом заполучить — списки имен и так далее — и я готов платить за них. Но вы не хуже меня понимаете, что в таких вещах главное — секретность.

Ли Лян был полностью в этом убежден. Многие его дела также носили совершенно конфиденциальный характер. Возможно, в будущем доктору Мэтьюрину захочется приходить сюда через дверь, прямо названную «Осторожность», позади хижины, в котором он и его жалкая семья влачат свое существование. Он провел Стивена через еще один двор, окруженный верандами. С балок некоторых из них свисали совершенно потрясающие орхидеи, а стройные молодые женщины с перевязанными ступнями быстро исчезали из виду. Еще один двор, огражденный высокой стеной с закругленным выступом и смотровым окном над низенькой железной дверью. С другой стороны оказался дорога, точнее даже тропинка, блуждающая по берегу заброшенного канала.

Стивен блуждал вместе с ней. У него имелся запас времени перед назначенной встречей с ван Бюреном, и он внимательнее обычного разглядывал орхидеи на деревьях вдоль воды и в промежутках между ними, все это исключительное разнообразие цветов и растительности. Он собрал образцы тех, которых не помнил по саду Раффлза или гербариям, а также поймал несколько жуков для сэра Джозефа. Некоторых из них он не смог даже отнести к определенному семейству, настолько они далеко отстояли от известных ему. К дверям дома ван Бюрена он подошел слегка нагруженным, но в этом доме ноша подобного рода принималась как должное. Госпожа ван Бюрен забрала у него цветы, а ее муж принес банки для насекомых.

— Займемся внутренностями немедленно? — поинтересовался он. — Я специально для вас отложил селезенку.

— Вы очень добры, — ответил Стивен. — Буду рад этому превыше всего.

Они медленно шли через огороженный участок (ван Бюрен страдал косолапостью) к препараторской, где предстояло вскрыть жирного тапира. Ворота сада оказались открытыми. Когда они проходили мимо, ван Бюрен заметил:

— Если будете ими пользоваться, когда окажете мне честь, навестив меня, это сэкономит время, особенно ночью, когда дом заперт и сторож считает всех посетителей ворами. А время нужно беречь — в этом климате образцы долго не сохраняются. Тапиры в особенности - разлагаются, будто макрель, пусть подобное сложно представить.

Его слова оказались истинной правдой, так что работали они быстро и молча, едва дыша. Иногда перемещали зеркала, отражающие солнечный свет в полость, но общались в основном кивками и улыбками, хотя один раз, указывая на анатомически цельный передний отдел стопы тапира, ван Бюрен пробормотал «Кювье». Когда они тщательно изучили селезенку со всех точек зрения, взяв образцы и срезы, необходимые для готовящейся ван Бюреном книги, то сели снаружи подышать свежим воздухом.

— Вы когда-нибудь анатомировали орангутана? — поинтересовался Стивен.

— Только однажды. Его селезенка на полке с человеческими экземплярами — прискорбно скромная коллекция. Очень сложно раздобыть в этой стране труп действительно в хорошем состоянии. Только разве иногда попадется случайный прелюбодей.

— Но разве адюльтер, незаконный половой акт, пусть даже им тяжко злоупотребляют, может серьезно повлиять на селезенку человека?

— Повлияет в Пуло Прабанге, уважаемый коллега. Невоздержанного человека перчат, то есть надевают ему на голову маленький мешок, а точнее сумку с перцем, связывают ему руки и отдают пострадавшей семье и их друзьям. Они образуют круг и бьют по мешку палками, чтобы перец внутри летал. Это его убивает, а я получаю труп, но продолжительные и повторяющиеся конвульсии, предшествующие смерти, совершенно неожиданно нарушают работу селезенки. Ее соки так изменяются, что для сравнения она бесполезна, и вовсе не поддерживает мою теорию.

— А селезенка человекообразных обезьян сильно отличается от наших? — после паузы спросил Стивен.