Салют из тринадцати орудий - Патрик О'Брайан

— Примечательно мало. Почечное вдавление на тыльной грани... но я вам покажу обе, не называя их, и вы сами определите.

— Хотелось бы мне понаблюдать за орангутаном.

— Увы, их здесь очень мало. Меня это очень разочаровало. Они едят ценные дурианы, и за это их истребляют.

— Как это ни абсурдно, но дуриан я тоже не видел.

— Что ж, мое дерево летучих мышей — как раз дуриан. Давайте покажу его.

Они прошли в дальний конец сада, где за бамбуковым заборчиком росло высокое дерево.

— Вот мои летучие мыши, — заметил ван Бюрен, указывая на скопление темных, почти черных существ длиной около фута, висящих вниз головами и обернувших вокруг себя крылья.

— Когда солнце достигнет дальних деревьев, они начнут пищать и верещать, а потом улетят в сад султана и обдерут его фруктовые деревья, если о них не позаботится охрана.

— А разве ваши дурианы они не едят?

— Господи, конечно нет. Сейчас найду один, если получится.

Ван Бюрен переступил через низкую изгородь, взял длинный, раздвоенный на конце шест и, подняв взгляд вверх, начал тыкать им среди листвы. Летучие мыши задергались и зло заворчали. Парочка описала круг и уселась повыше. Размах их крыльев достигал пяти футов.

— Некоторые люди их едят, — заметил ван Бюрен, а потом крикнул: — Берегись!

Дуриан упал с громким стуком — размером и формой как кокос, но плотно покрытый крепкими шипами.

— Кожура слишком толстая для питающихся фруктами летучих мышей, — рассказал ван Бюрен, открывая фрукт, — не говоря уж о шипах. Гадкие шипы. Было у меня несколько пациентов с опасными рваными ранами — им на головы упал дуриан. А вот орангутаны вскрывают их, не обращая внимания на шипы, плотную кожицу и все такое. Рад сказать, что этот вполне поспел. Пожалуйста, попробуйте кусочек.

Стивен понял, что запах разложения исходил не от вскрытого тапира, а от фрукта. Не без усилий он заставил себя преодолеть отвращение. Секундой спустя он воскликнул:

— Ох, как же невероятно вкусно. И какое невероятное противоречие между запахом и вкусом. Я предполагал, что они неразрывно связаны. Рукоплещу избирательности орангутанов.

— Очаровательные животные, насколько я слышал и исходя из того немногого, что видел. Мягкие, осмотрительные. Нет в них дурных качеств бабуинов, мандрилов или африканских человекообразных, не говоря уж о нахальном баловстве низших обезьян. Но, как я уже говорил, здесь их почти нет. Чтобы посмотреть на «мисса», так их вроде бы правильно называют малайцы, нужно отправиться в Кумай.

— Жажду этого. Я так понимаю, вы там были?

— Никогда, увы. С такой ногой я не могу карабкаться, а после доступной на лошади дороги вас ждут бесчисленные ступени, вырезанные в голых скалах на внешней стороне кратера. Дорогу называют «Тысяча ступеней», но я думаю, что их там гораздо больше.

— У меня имеются затруднения почти такого же масштаба. Я привязан к этому месту до того момента, как переговоры приведут к решению, надеюсь — в нашу пользу. Сегодня я узнал о некоей связи, которая может оказаться полезной.

В самом начале их знакомства, даже дружбы, Стивен обнаружил, что ван Бюрен находится в полной оппозиции к французскому предложению. С одной стороны, он ненавидел Бонапарта и то, что тот сделал с Голландией, с другой — считал, что он уничтожит любимый Пуло Прабанг. У них нашлось много общих друзей, особенно среди известных французских анатомов, оба знали и ценили труды друг друга. Единственный раз в своей карьере агента разведки Стивен отказался от притворства. Теперь он рассказывал ван Бюрену о беседе с Ли Ляном и своих надеждах. После этого, сидя на стоящей в тени скамейке у препараторской, ван Бюрен снова вернулся к своему базирующемуся на обширных знаниях рассказе о советниках султана, их добродетелях, недостатках, вкусах, доступности.

— Бесконечно признателен вам, дорогой коллега, — сказал Стивен на прощание. — Луна взошла, и я найду дорогу обратно в город. Там я прогуляюсь по публичным домам и местам, где есть танцовщицы.

— Могу ли я надеяться увидеть вас позже? Я обычно снова приступаю к работе во время ночной прохлады, часа в два. Если мы не закончим с некоторыми тонкими отростками до завтрашнего восхода, то едва ли их можно будет различить. Но прежде чем вы уйдете, дайте я поделюсь пришедшей мне мыслью. Единокровный брат нашего Латифа служит в доме, выделенном для французской миссии. Возможно, ему удастся собрать какие-то клочки сведений о вашем человеке из Пондичерри.

В эти дни Стивен редко видел Фокса или Джека Обри. Он оставался на берегу, ночевал обычно в любимом притоне маленькой яванской колонии, где имелись утонченные танцовщицы и знаменитый яванский оркестр-гамелан. Его ритмы, интервалы и каденции, пусть и совершенно чуждые, радовали слух, когда он лежал там ночами со своей надушенной партнершей, девушкой столь привычной к запросам клиентов (некоторые и впрямь крайне странные), что его пассивность ни удивляла, ни разочаровывала.

В главном зале, где выступали танцовщицы, он иногда встречал своих соплавателей, удивленных, смущенных, шокированных его присутствием. Казначей мистер Блай, добродушный человек старше Стивена, отвел его в сторону: 

— Думаю, мой долг — предупредить вас, доктор, что это место лишь чуть лучше бардака. Здесь часто случается проституция.

Еще здесь часто случалась карточная игра, очень эмоциональная и с огромными ставками, иногда затягивающаяся до рассвета. Приходили сюда в основном люди с деньгами, но Стивен редко видел французов и ни разу Ледварда или Рэя — эти отправились присоединиться к султану на охоте (Ледвард был шапочно знаком с раджой Каванга). Однажды он все же сыграл с четырьмя испанскими корабельными мастерами на французской службе, принесшими месячное жалование с корабля, стоящего на якоре в устье отдаленной речушки, дабы оградить команду от возможных проблем. Деньги у плотников Стивен забрал (в картах ему всегда везло), а заодно и получил немало информации. Но узнав, что они французы поневоле, дал возможность отыграться. Также он дал им возможность считать себя испанцем на английской службе. Это, как они признались, вполне естественно, раз Испания и Англия теперь союзники. Их же загребли еще в 1807 году, когда ситуация выглядела совершенно по-другому, и с тех пор не было возможности убраться.

В остальное время он гулял по сельской местности в той манере, какую и стоит ожидать от естествоиспытателя и гостя капитана. Иногда с Ричардсоном, иногда с Макмилланом, изредка с Джеком, но гораздо чаще в одиночестве — его спутники возражали против лесных пиявок, десятками пирующих на них в более диких частях острова, и мучительных стай мух и москитов на орошаемых полях.

Но эти прогулки все же оказывались крайне плодотворными, невзирая на подобные недостатки и несмотря на ужасающе агрессивную разновидность пчел, строящих на открытой местности свешивающиеся с крепкой ветки соты и атакующих при появлении в их поле зрения, преследуя нарушителя где-то с четверть мили или до первых густых зарослей. А там иногда жили еще более свирепые красные муравьи или даже раздражительная самка питона, свернувшаяся вокруг кладки яиц.