Золотое дело - Сергей Булыга

И вдруг он замолчал, задумался, стал идти медленней. Его окликали, он не отзывался. Вскоре Ермола обогнал его, Маркел этого как будто не заметил…

А шамана, того вовсе видно уже не было. Не было и костра, и не было тех шестов, на которых торчали черепа. Всё исчезло! Только над снегом поднимался туман, или скорее всё же дым, потому что пахло гарью.

И опять впереди шёл Ермола, за ним Маркел, а уже за ним все остальные, и нарты. Ну и молчали, как всегда.

А болото стало очень гадкое! Теперь оно ещё сильней тряслось, и дул сильный ветер, конечно, в лицо. Солнце опускалось всё ниже и ниже, а они всё не делали привал, потому что не было подходящего места. Деревьев вокруг совсем не было, нечего было рубить на костёр и не из чего ставить шалаши, вот они и шли дальше, и шли, уже начало по-настоящему смеркаться, а они всё шли.

Потом Ермола наконец остановился и показал, где ставить табор. Они свернули с тропы и нарубили и собрали веток, чтобы развести хоть бы какой костёр, и это им не сразу удалось. Но они всё же наварили кое-какой болтухи и сели есть. Ели молча, как всегда. Потом полезли в шалаши.

Шалаши на этот раз получились кривые, дырявые и почти не защищали от холода. В голову лезли противные мысли, мерещился мёртвый шаман. Ветер дул сильный, промозглый, пахло сырым болотом, пробирало до костей, хотелось пуну. Эх, думалось, его бы пожевать сейчас, в голове бы сразу зашумело! И вдруг Маркел увидел тех двоих вогулов, которые когда-то угощали его этим грибом…

А теперь они, бритые как кучкупы, ходили по какой-то тёмной пещере, носили миски и расставляли их на кошме. Кошма была длиннющая, саженей в двадцать, шириной в сажень, и вся уставленная мисками с разной едой и также чашками с питьём, а эти вогулы носили ещё и ещё. Были там и другие вогулы, правильней, кучкупы, потому что все они были наголо стрижены, как и положено рабам, то есть холопам, и поэтому они прислуживали за столом, опять же правильнее при кошме. А гостей к этой кошме, похоже, ожидалось очень много! Маркел смотрел вдоль кошмы, считал чашки, досчитал до сорока и сбился, начал считать заново… Но тут его пнули в плечо. Он обернулся. За ним стоял Сенгеп, князь Казымский, весь в крови, и гневно сверкал глазами. Маркел поклонился Сенгепу, подхватил миску с закусками, пошёл. Шёл вдоль кошмы, смотрел на миски, думал, это для больших господ готовится, а вот это, золотая миска и золотая к ней чашка – это для Великой Богини, а рядом серебряные чашка с миской, это для кого? Маркел поднял голову…

И проснулся. Было утро, все вставали, выбирались из шалашей. Дул сильный, промозглый ветер, а Маркел был весь в горячем поту. Что это он такое видел, думал он, это был вещий сон или что? Но так ничего и не придумав, Маркел надел шапку, выбрался из шалаша. Ему сказали, что пора садиться, перекусывать, они же сейчас выступают. А он в ответ сказал, что он не голоден.

– Где это ты успел поесть? – насмешливо спросил Ермола.

– Во сне! – ответил Маркел со злостью.

– Сладкие же тебе снятся сны! – сказал Ермола.

Маркел ничего на это не ответил. Стоял возле шалаша, смотрел по сторонам. Да только чего там было смотреть?! Вокруг одно болото, заснеженное и замёрзшее, на болоте кое-где торчали кривобокие сосёнки, пожухлые кусты травы. Маркел ждал, когда другие поедят, а сам про себя удивлялся, что и в самом деле когда это он успел насытиться, пиршество же там ещё не начиналось?! Или же он, как и другие кучкупы, нахватался ещё на поварне? Но разве он кучкуп? Маркел полез рукой под шапку и ощупал волосы. Нет, подумал, какой он кучкуп! Или он скоро им станет? То есть сбудется Лугуево пророчество, и он, Маркел, будет служить у Великой Богини, и служить вечно, а это значит, что пока не пересохнет Великая Обь, пока в тайге…

Нет, перебил он сам себя, что будет, то будет, перекрестился, обернулся и строгим голосом спросил, не пора ли уже выступать. Никто ему на это ничего не ответил, но и быстро закончили есть, встали, построились и пошли дальше.

Шли они долго, и чем дольше шли, тем медленней. А что?! Они же зашли в самое болото, а оно там было почти что совсем незамёрзшее и бултыхалось под ногами как кисель, того и гляди, провалишься. Ермола шёл первым, тыкал палкой, проверял, куда ступить, за ним, след в след, ступал Маркел, затем тащили нарты. Нарты зарывались глубоко и то и дело начинали вязнуть, а то и совсем тонуть, поэтому все очень скоро стали говорить, что харчи надо поделить и разобрать, а нарты, пока не поздно, бросить. И так оно и было бы, но Маркел не позволил, сказал, что на них на обратном пути они будут везти Великую Богиню, а она очень тяжёлая, она же золотая. При этих словах про золото стрельцы стали похмыкивать, но вслух никто ничего не сказал. И всё это кончилось тем, что харчи с нарт сняли и поделили, потом и свинец и порох поделили, и тащить нарты стало совсем лёгким делом. Маркел время от времени оглядывался на нарты, а стрельцы смотрели на него и хмурились. Невзлюбили они его крепко, это же сразу чуялось. И ещё было сразу понятно, что только выдайся подходящий случай, они с радостью столкнули бы Маркела в полынью.

Но он стерёгся, и поэтому первым в полынью провалился Овсей. Маркел этого не видел, он тогда шёл впереди, и вдруг услышал, как за спиной у него что-то противно затрещало, кто-то вскрикнул – и всё сразу стихло. Маркел остановился, обернулся. Стрельцы стояли как столбы, один из них показывал рукой перед собой. Там посреди белой затоптанной тропы чернела полная воды дыра – бездонная.

– Это Овсей, – сказали сбоку. – Его как кто за ноги дёрнул.

Маркел смотрел на чёрную дыру, ничего в ней видно не было. Потом оттуда вынырнул большой пузырь и лопнул. Потом ещё один, поменьше, потом ещё, и всё. Маркел снял шапку и перекрестился. Все тоже начали креститься. Потом кто-то сказал:

– Это шаман! Теперь он нам всем…

– Ну и шаман! – сердито перебил его Ермола. – А мы ему вот! – И подошёл, и плюнул в полынью, засмеялся и сказал: – Вот так-то! Пошли дальше!

И сам пошёл первым. Маркел пошёл за ним. А там и остальные все пошли. Проходя мимо чёрной дыры-промоины, снимали шапки и крестились.

А прошли ещё немного, и Ермола объявил привал, потому что солнце опустилось уже совсем низко. Набрали каких получилось дровишек, сварили на костре болтухи, наставили заслонов вместо шалашей и легли спать.

Маркел, за день крепко умаявшись, крепко заснул. И ему сразу приснилась Параска. Она сидела за столом, держала в руке пустую чарку и беззвучно плакала. Дура, сказал во сне Маркел, чего орёшь, я тебе столько всего оставил, не пропадёте вы, не рви мне душу! Параска легла лицом на стол и замолчала. Маркел стал гладить её по затылку. Параска чуть заметно дёргалась, потом застыла.

А Маркел проснулся, и до утра уже не мог заснуть. Они перекусили и пошли. Мороз в тот день был просто лютый, ветер не давал идти. Маркел спросил, сколько ещё осталось. Ермола сказал, что дней десять, не меньше. Если, прибавил, конечно, дойдём.

И они мало-помалу шли. Вот только в ту ли сторону, думал Маркел, но вслух об этом молчал.