Похищение Эдгардо Мортары - Дэвид Керцер

«Новость, которую вы мне сообщили, — отвечал он, — имеет величайшую важность». Донесения Вилламарины о том, что происходит в Риме, писал Кавур, в точности соответствуют тому, что он слышал из других источников. Передав Вилламарине известия о плане де Грамона выкрасть Эдгардо и тайно переправить его в Пьемонт, он далее писал о французском посланнике: «Он доверил свой план Минерве, которому я велел поддержать его, хотя и оставил на его усмотрение большую часть договоренностей». Получается, что Кавур сам одобрял план похищения. «Позднее, — писал он, — де Грамон заколебался и, вероятно, отказался от своего начального замысла, подчинившись распоряжениям из Парижа».

Хотя Наполеон, несомненно, полагал, что его разъяренный посол в Риме зашел чересчур далеко, замыслив план похищения, — по мнению Кавура, «император очень обрадовался делу Мортары, как он всегда радуется всему, что очерняет папу в глазах Европы и умеренных католиков». Это дело развязывало Наполеону руки, предоставляя ему удобный случай покончить с Папским государством: «Чем труднее будет папе сохранить собственный авторитет, тем легче он пойдет на жертвы, которые необходимы для переустройства Италии».

Кавур разъяснил своему посланнику во Франции, какую позицию следует занять в обсуждении этой темы с Наполеоном III. Нужно напомнить императору о непримиримости, с какой папа отверг просьбы де Грамона, когда тот вступался за семью Мортара, «и в заключение подчеркнуть, что поведение папы доказывает абсолютную невозможность далее терпеть его мирскую власть где-либо за пределами Рима»[165].

Пока либеральные и антиклерикальные газеты по всей Европе обрушивались на Ватикан с яростной критикой в связи с делом Мортары, а французский посланник в Риме продолжал заявлять все новые протесты, дипломатическая почта кардинала Антонелли распухала от известий, поступавших от папских нунциев со всех сторон континента. Известия эти были тревожными и свидетельствовали о новой волне антипапских настроений. В январе 1859 года нунций из Парижа докладывал Антонелли, что французский император и его министры по-прежнему недовольны делом Мортары, хотя (добавлял нунций) у них нет для этого «ни малейшего основания»[166]. В целом ряде писем государственному секретарю от апостолического нунция в Мадриде также рассказывалось о тревожных событиях в Испании — стране, где практически не было еврейского населения.

К письму, датированному 1 декабря 1858 года, нунций приложил экземпляры недавних испанских газет с материалами, относившимися к делу Мортары. Особенное беспокойство вызывало то, что Diario Spagniol — газета, близкая к правительству, — опубликовала статью, где удерживание Эдгардо церковью называлось «преступным похищением». Нунций без промедления отправился к государственному министру и к министру иностранных дел, чтобы выразить им протест и возмущение, а также отругать их за «пренебрежение своим долгом, который требовал пресекать подобные постыдные злоупотребления в периодической печати». Министры выразили понимание и заверили его, что такое больше не повторится. Но этого нунцию показалось мало. Он договорился с двумя процерковными газетами, чтобы те устроили на своих страницах разнос журналистам Diario за то, что те посмели выступить с критикой церкви. В результате таких стараний, сообщал нунций с заметным удовлетворением, в Diario появилась заметка с извинениями за статью в предыдущем номере. К сожалению, писал далее нунций, он не нашел средства «обуздать дерзость другой газеты, El Clamor, которая никогда не выказывала должного почтения к Святейшему престолу»[167].

В Нидерландах Ватикану пришлось иметь дело с менее сговорчивым правительством. 8 ноября граф дю Шастель, голландский посланник в Риме, от имени своего правительства отправил письмо кардиналу Антонелли. Вот что он писал:

Заметив, что его правительство не собирается вмешиваться во внутренние дела другого государства, граф тем не менее желал довести до сведения папского правительства, что голландское общество возмущено происходящим. В заключение он выразил надежду, что «Святейший престол в своей величайшей мудрости сумеет в будущем избежать повторения подобных действий, которые, возбуждая в народе сильные чувства, приводят к усилению неблагоприятных настроений по отношению к Ватикану»[168].

Должно быть, государственного секретаря особенно обеспокоило это письмо от имени короля Нидерландов, потому что он написал необычайно длинный ответ. Он сетовал на то, что голландцы занимаются как раз тем, что, по их собственному признанию, не вправе делать, а именно вмешиваются во внутренние дела другого государства. Дело, о котором идет речь, писал Антонелли своим корреспондентам, имеет «исключительно религиозную суть, а потому заниматься им пристало церковным властям и никаким светским органам в эти вопросы вмешиваться не следует». Следовательно, их прошение было неуместным: «Поскольку данное дело носит характер сугубо религиозный и затрагивает таинство крещения, совершенного над ребенком, со всеми вытекающими из этого последствиями, то же самое можно сказать и о причинах, в силу которых верховный глава церкви лишен возможности предпринять действия того рода, о которых просят его еврейские родители крещеного мальчика». Что же касается дурного впечатления, какое, по словам графа, производит это дело на его соотечественников, то, отвечал Антонелли, «какое бы впечатление оно ни производило на людей, которые либо не желают, либо не умеют взглянуть на это дело в должном свете, Святейший престол пребывает в уверенности, что он поступил в соответствии с незыблемыми правилами католической церкви, отступить от коих ему не позволят никакие доводы человеческого рассудка»[169].