Леди в озере - Лаура Липман

– Какой шикарный. Ты его украла, что ли?[95]

Дедушка засмеялся и сказал:

– Братцу палец в рот не клади. Братец у нас умный, дело говорит.

– А я? – спросил Тедди.

– А ты красивый, – сказала мама.

Зачем мужчине быть красивым? Это для девчонок.

Потом, через несколько дней после Рождества, мама пришла и принесла нам еще лучшие подарки, чем раньше. Игрушечные грузовики фирмы «Тонка» – желтый тягач для меня и красный пикап для Тедди – хотя только что было Рождество. Она дала бабуле конверт и жакет с мехом на запястьях.

– Почему отдаешь мне? – спросила бабуля.

– Я видела, как ты смотришь на него, – ответила мама.

Бабуля сказала:

– Мне же некуда его надевать, и ты это знаешь.

Мама сказала:

– Ну, ведь бывают же похороны, – а бабуля сказала, что нельзя так говорить: приносит несчастье.

Тогда мы видели ее в последний раз. Я спрашивал:

– Когда мама вернется? – Сперва бабуля и дедушка отвечали: «скоро», но я видел, что они не знают.

Бабуля начала подолгу плакать, когда думала, что мы не слышим. Тетя Элис тоже плакала, по ночам. Потом пару недель назад к нам пришел какой-то мужчина, и все в нашей семье заплакали, только это был такой плач, которого я никогда раньше не видел, больше похожий на крики. Почти как в ужастике, на которые я иногда втихаря хожу с тетей Элис; есть один, где мужчина крадет женщин и делает из них статуи; и когда происходит что-то плохое, ты вздрагиваешь, но появляется странно приятное чувство. Вот мне и показалось, что тут то же самое: плохое произошло, и теперь, наверное, станет лучше.

Но мама не вернется никогда, и лучше не станет.

Сейчас уже лето. Вчера бабуля чуть не засмеялась над чем-то, что сказал или сделал Тедди. Тедди вылитая мама, только мальчик. Наши тетушки иногда шутки ради одевали его как девочку, когда он был маленький, и люди говорили:

– На что мальчику такие глаза?

– Чтобы смотреть, – отвечал я, и они смеялись и смеялись; мне это и нравилось, и не нравилось. Когда мама уехала, я старался все время говорить смешные вещи и делать смешные вещи, чтобы люди смеялись. И они смеялись, но не так. Теперь все смеются не так, как раньше. Раньше мне бывало так легко смешить людей, но теперь они не смеются, как бы я ни старался, а когда смеются, обычно из-за Тедди, то их смех иногда превращается в плач.

* * *

Ты заслужила это, Мэдди Шварц, так тебе и надо. Жаль, что Братец не двинул тебе еще сильнее. Жаль, что не проломил тебе голову своим грузовиком.

И на этом ты не успокоилась. Тебе было недостаточно того, что ты довела мою мать до слез и заставила моего ласкового, нежного Лайонела наброситься на тебя. Недостаточно пощупать палантин, как это сделала мадам Клэр. Ты хотела узнать, откуда он взялся, кто подарил. Обязательно надо было все разнюхать, и плевать на последствия.

Была ли я для тебя реальным человеком из плоти и крови? Ты не увидела меня в том трупе в морге, не имевшем лица, и я тебя не виню. Но ты видела мои фотографии, трогала мою одежду, вторглась в квартиру моих родителей. Вероятно, попыталась бы продолжить поиски и в той квартире, которую я снимала вместе с Летишей, если бы теперь там не жили новые жильцы.

Тебя не интересовала моя жизнь, только смерть. А это не одно и то же.

– Вот, держите, – сказал Боб Бауэр, бросив на стол Мэдди конверт.

– Вы что же, теперь доставляете зарплатные чеки? – спросила она. Ей нравилось быть дерзкой с ним, нравилось ухитряться одновременно и флиртовать, и не флиртовать.

– Босс дал два билета на игру «Ориолз»[96] завтра вечером. За работу над делом Корвина. Я не могу пойти и подумал…

Он не закончил мысль. Мэдди даже не была уверена, что она вообще приходила ему в голову, что он способен признать тот факт, что она променяла один из лучших сюжетов года на свою почти что канцелярскую работу. Боб Бауэр публиковал статью за статьей об упорно молчащем убийце, о его сообщнике, все еще остающемся неизвестным, и о столь же таинственных экспериментах в Форт-Детрике, куда Корвин был отправлен после его отказа проходить военную службу по религиозным соображениям как адвентист седьмого дня и где ему давали ЛСД. Бауэр даже взял интервью у матери Корвина, которая с грустью сказала, что после службы в армии сын так и не вернулся в норму.

Мэдди чувствовала себя как Джек в сказке «Джек и бобовый стебель», вот только бобы, которые она получила за корову, оказались простыми бобами, не волшебными. Билеты на бейсбол не впечатлили ее, пусть даже это были хорошие места, находящиеся через четыре ряда от скамейки запасных. Но она взяла их, подумав, что пригласит Сета, который будет в восторге от вылазки и, возможно, даже впечатлен тем, что мать сумела раздобыть билеты на такие хорошие места. Сет собирал бейсбольные карточки и говорил о Бруксе Робинсоне[97] так, будто тот ветхозаветный пророк.

– У меня планы, – сказал Сет, когда она позвонила ему вечером. – Не могу пойти.

– Разве нельзя их изменить? – спросила Мэдди. – Ведь такая замечательная возможность. И в этом году команда играет хорошо, не так ли? – Она была уверена, что в этом году «Ориолз» играют хорошо. Спорт ее не интересовал, но в «Стар» была традиция печатать на первой полосе комикс, отражающий основные моменты вчерашней игры. И этим летом рисованные «Ориолз» по большей части праздновали победы.

– Я видел тебя только вчера, – сказал Сет.

Так оно и было. Еще один вялый ужин в «Сабарбан Хаусе». Он жевал с открытым ртом, а она пила кофе. Ничего в знакомом меню не привлекло ее. Она начала читать «Нью-Йорк таймс» в библиотеке «Стар», переписывая кулинарные рецепты, публикуемые там и подписанные мужским именем «Крейг Клейборн». Особенно впечатлила последняя публикация. Ей никогда не приходило в голову, что можно поджарить курицу с тем, чтобы оставить ее на потом и намеренно съесть прямо за столом холодной. Мэдди всегда считала, что холодная курица – это нечто, съедамое перед холодильником, как Милтон делал во время своих ночных набегов на кухню, из-за которых набрал вес, что и привело его в теннисный клуб в Кросс-Киз. В результате в жизнь Мэдди явился Уилли Вайс, и она оказалась здесь. На прошлой неделе она подала Ферди на ужин холодную курицу и жареные помидоры, и блюдо впечатлило его. Она не сказала ему, что это рецепт из газеты, поскольку чувствовала, что он сочтет смехотворным жарить курицу по газетным советам.