Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер

Участвовали и Шнайдер с Армстронгом, хотя и в гораздо меньшей степени; англичане получали полмиллиона долларов в год от американских железных дорог. В то время казалось, что этот поток мирной стали был чистым благословением. На самом же деле его последствия обернулись зловещей стороной. Американская стальная промышленность все еще была гигантом птенцом. Но по мере приближения к своему пику 1880-х годов – а темпы роста уже были фантастическими – она превращала европейского собрата в карлика. Скоро американский рынок будет закрыт для производителей стали Старого Света. Чтобы оставаться прибыльными, они вынуждены все глубже погружаться в производство оружия. Поскольку они были конкурентоспособны и пользовались поддержкой своих правительств, последствием стала беспощадная гонка вооружений. Конечно, эта гонка разжигалась и другими пожарами: шовинизмом, шатким балансом сил, авантюризмом первого внука кайзера, балканским национализмом, стремлением Франции к реваншу. Все это требовало оружия – и Рур, Мидлендс и Крезо давали его.

Торговцы смертью не способны читать будущее. В письме своим крупповцам Альфред писал: «В условиях мира мы продвигаемся к периоду процветания, и я полон огромных надежд на будущее. Но какой толк во всех наших контрактах, если работа и перевозки будут задушены войной! Даже наша фабрика может быть уничтожена; во всех случаях будет необходимо готовиться к увольнениям и даже к полному прекращению всей работы. И тогда на место заработков придут несчастья, ломбарды и ростовщики, потому что мои собственные активы и социальные фонды будут быстро исчерпаны. Я молюсь за то, чтобы не дожить до такой трагедии».

Отсюда у Альфреда, возможно, пошло суровое оправдание всех видов гонки вооружений – что не может быть мира без острых копий, – хотя историки обычно приводят вместо этих слов парафразу Бисмарка. В своей известной речи 6 февраля 1888 года, спустя семь месяцев после смерти Круппа, железный канцлер заявил в рейхстаге, что наращивание вооружений является лучшей гарантией мира: «Звучит парадоксально, но это факт. При наличии мощной машины, которой станет германская армия, не будет никаких попыток агрессии». К тому времени это звучало настолько убедительно, что получило единодушную поддержку.

Таким образом, произнося проповеди против войны, Альфред готовил к ней свои топки. Случаем для такого заявления были всеобщие выборы, на которых он призывал своих людей отдать голоса «патриотически настроенным членам рейхстага, чтобы военные оценки, которые только и могли обеспечить мир, превратились в закон. Лишь тогда рейх будет защищен». Он действительно считал, что единственным способом избежать всеобщей европейской войны было создание непобедимой тевтонской мощи. И хотя он, по-видимому, не осознавал по-настоящему той роли, которую американские доллары сыграли в спасении его от совершения глупостей во время паники 1873 года, он, безусловно, ценил свою мирную продукцию. По его указанию торговой маркой концерна стали три взаимно переплетающихся кольца. В XX веке тысячи европейцев решили, что кольца символизировали дула трех пушек, но 7 июня 1875 года, когда Лонгсдон впервые зарегистрировал эту торговую марку в английском журнале «Трейд Маркс мэгэзин», никто не был сбит с толку. Хотя пушки Круппа занимали все более видное место в его экспозициях на больших международных выставках тех лет в Сиднее, Мельбурне, Амстердаме, Берлине и Дюссельдорфе, фирма продолжала славиться своей железнодорожной продукцией.

В Руре десятилетие после коронации кайзера Вильгельма I было в большой степени посвящено экспериментам в тяжелой промышленности. Они вторгались в технологию, управление, политику и, к неудовольствию Альфреда, финансирование новой индустрии. Большой технический прорыв произошел в 1875 году с изобретением Джилкристом Томасом так называемого базового процесса производства стали. Он был запатентован два года спустя. Томас расправился со «смертельным врагом» Бессемера – фосфором, добавив в конвертеры Бессемера известняк и доломит. Они поглощали из чугуна фосфор и выбрасывали его в виде шлаков. Поначалу Крупп был встревожен. Он только что вложил целое состояние, чтобы приобретать в Испании свободные от фосфора руды. Вышло так, что его испанские руды понизились в цене, но базовый процесс дал ему нечто гораздо более ценное. Эльзас и Лотарингия были богаты месторождениями фосфоресцирующих руд. Теперь, благодаря «железному канцлеру», они принадлежали Германии. По словам одного из биографов Томаса, «эта земля стала стоить того, чтобы из-за нее драться».

Управленческие трудности Круппа разрешились в 1879 году с назначением мясистого, усатого, как морж, и сильного человека по имени Ганс Йенке председателем прокуры. Он нравился Альфреду тем, что хорошо сидел в седле. У Йенке был и еще один, более значительный козырь: он занимал ключевой пост в казначействе рейха, то есть числился в официальном окружении кайзера. На протяжении двадцати трех последующих лет Йенке руководил международной деятельностью фирмы, работая в качестве управляющего делами главы концерна и консультируя его только по жизненно важным вопросам политики. Его прибытие на завод означало начало регулярного обмена персоналом между правительством и фирмой; в результате намного повысилась вероятность того, что предложения Круппа встретят сочувственное отношение в Берлине. В то же время Альфред – самый могущественный промышленник империи – полностью поддерживал Бисмарка. Он делал бы это в любом случае. просто исходя из собственных убеждений, но лояльность кайзеру означала восторженную поддержку со стороны его сотрудников.

«Пушечный король» глубоко втянулся во внутреннюю политику. Каждый шаг, который он делал, рассматривался и просчитывался с учетом воздействия на избирателей. Даже такой простой проект, как строительство жилья для рабочих, приобретал политический оттенок. С расширением фабрики увеличивалась потребность в рабочей силе. Первыми переселенцами были фермеры со склонов обоих берегов Рейна; за ними последовали саксонцы, силезцы, восточные пруссы, поляки и австрийцы. Рур превратился в этнический тигель. Эссен, Дортмунд и Дюссельдорф во времена юности Альфреда были сельскими местами. Теперь же эти урбанизированные гиганты, раскинувшиеся на сельской местности, поглощали близлежащие деревни. Когда Крупп взял на завод 7 тысяч переселенцев в начале 1870-х годов, население города выросло на 25 тысяч человек. С разрастанием города пришла скученность – число жителей в старом городе возросло с 7200 в 1850 году до 50 тысяч; большинство крупповцев обитало в хибарах – и неизбежно в болезнях. Сверхчувствительный к микробам Альфред приказал прокуре очистить местность «от холерных бараков» и санкционировал «возведение семейных домов на наших собственных площадях». Когда на вилле «Хюгель» велись отделочные работы, он открыл жилые дома для рабочих на 6 тысяч человек. Рядом – все необходимое: магазины, церкви, детские площадки и школы.

На поверхностный взгляд ничего не могло вызывать меньше сомнений, чем строительство классных комнат. Однако рейх в 1870-х годах был расколот по поводу «Борьбы в культуре» Бисмарка. Для канцлера католическая церковь представляла сепаратизм. Он объявил ей войну, разорвав дипломатические отношения с Ватиканом, сделав обязательным гражданский брак и подавив приходское образование. Находясь в Торквее, Крупп планировал построить отдельные школы для детей рабочих-католиков. Не прошло и двух лет, как он совершил поворот на 180 градусов. «Если мы вмешаемся в разделение людей, – писал он в 1873 году, – последствиями этого станут католические и протестантские районы в наших поселениях, враждующие кварталы, ссоры и драки между школьниками, деспотизм священника в католических приходах и в конечном счете необходимость полностью устранить любые вероисповедания, кроме одного. Они все должны жить вперемешку». Он стал новообращенным сторонником светского образования. «Священники, – решил он, – хотят лишь усилить свою власть». Чтобы разрушить эту «схему церковных амбиций», он настаивал на создании классов, «в которых дети всех вероисповеданий в раннем возрасте привыкают друг к другу, узнают один другого, играют (и ссорятся) вместе». Сам Бисмарк не смог бы представить свою собственную позицию более искусно.