9 часов над Атлантикой - Виктория Мальцева

— Угадай! — смеётся.

— Тридцать пять? Шесть?.. Семь?!

— Сорок три, Лея, — выдыхает с грустинкой.

— О… Матерь Божья…

— Да, для тебя я старик, Бетельгейзе.

— Нет! Нет! Нет!

Будто это «нет» мне поможет. А Лео обнимает крепче.

— Я замарала твою футболку своими слезами. Прости.

— Хорошо, что не…

— И ими тоже, возможно.

— Не переживай, это к удаче. Стану надевать её на самые перспективные сделки.

— И вспоминать меня?

— Обязательно, — ухмыляется. — Всенепременно!

— Какова вероятность того, что двое снова случайно пересекутся на этой планете?

— Учитывая, что мы живём в одном городе — весьма и весьма велика.

— Лео… — нет, я должна, обязана спросить. — Ты будешь… ждать её звонка?

Он не отвечает, но в его молчании все мои горькие ответы.

— Тебя тоже ждут, — говорит.

— Нет, никто меня не ждёт.

— Ждёт. Я знаю.

Он отпускает меня, и в этот момент мне физически больно. Делает шаг назад и улыбается.

— У тебя всё будет хорошо! Иное ты просто не допустишь! — подмигивает.

Вид у него… вполне жизнерадостный, а потому убедительный.

— Думаешь? — щурюсь, как он это делал в самолёте.

— Уверен.

— Прощай?

— Увидимся!

Он разворачивается и уходит, ощутимо прихрамывая.

— Лео! — окликаю его, и этот оклик похож на крик умирающей звезды.

Он оборачивается, так широко улыбаясь, что мне ещё больнее, чем было.

— Я хочу знать, как целуются сорокалетние!

Его брови, само собой, взлетают и складываются домиком — ну вот, я уже могу предсказывать его мимику. Мы знакомы вечность? Мы должны разделить эту вечность на двоих?

Он бросает сумку на пол, где стоит, и моё сердце останавливается.

Шаг, ещё шаг, и ещё. Он снова рядом. Вместе со своим фирменным мужским жаром и запахом дорогущего парфюма для крутых инвесторов.

Лео некоторое время смотрит в мои глаза и уже не улыбается. Затем обнимает, обхватив горячими ладонями поясницу и лопатки, и уверенно приближает своё лицо к моему. Я ощущаю тепло его дыхания и закрываю глаза. Оплетаю руками затылок, волосы у него… такие мягкие… и есть за что ухватиться.

Его губы долю секунды прижимаются с нежностью, но почти сразу захватывают мои той разновидностью поцелуев, от которых сгорают заживо. И я бы сгорела, если бы не была достаточно умна, чтобы понимать — он целует сейчас не меня. Невозможно вот так целовать незнакомую женщину: отчаянно, ничего не пряча, открывая всего себя.

У меня кружится голова, дрожат руки и подгибаются колени. Мир так шаток, хрупок и туманен, что Лео приходится придерживать мою спину ещё долго после того, как его губы окончательно и навсегда отрываются от моего ошалевшего от восторга рта.

— Запомни, Бетельгейзе: лучше всех целуются сорокалетние! — он снова щурится так, как может, наверное, только Бог Греческого Олимпа, и улыбается ямочкой на одной щеке.

— Лео… — почти с отчаянием восклицаю, как только жар его ладоней испаряется в воспоминания, — если она не позвонит, или если… я не знаю… я никогда в жизни… всегда ненавидела, презирала даже навязчивость…и всех этих девиц, которые настолько самоуверенны, что легко предлагают себя мужчине… но просто, если наступит такой момент, вспомни о том, что где-то на этом Земном шаре есть я, и я… чёрт, нужно просто сказать это, просто сказать…

Его губы начинают растягиваться в улыбке ещё шире, хоть он и явно против неё.

— Я… ты необыкновенный, Лео! Просто знай это, просто знай. Всё, пока!

Разворачиваюсь так быстро, как это вообще физически возможно, и ухожу прочь.

Красивый, умный, добрый… чужой мужик.

«Какую роль играет в нашей жизни случайность? Боюсь, что самую главную»

Я

The War On Drugs — Thinking Of A Place [Official Audio]

Sam Smith — Fire on Fire

На моём экране крупным планом показывают фарфоровое лицо, коралловую помаду и кудряшки цвета айвори — Пайпер.

— А где ОН?

— Улетел.

— Ну, ты хотя бы дала ему свой номер?

— Нет.

Приличные девушки не навязывают парням свои контакты.

— Ну и дура! — практически выплёвывает мне в лицо старуха. Я аж в себя прихожу, отрезвлённая душем из её слюны.

Пайпер разворачивается спиной и нервно ковыляет прочь, придерживаясь за тележку.

Я опускаю лицо в руки. Опять провал. И снова у меня почётное второе место. Первое у его любимой женщины, а я тот самый рак, который на безрыбье рыба. Всхлипываю — чего уж там, где первый раз, там и второй. Так горько мне, что сил нет.

Спустя время кто-то кладёт руку на моё плечо:

— Лея! Куда он летит дальше, Лея?

— В Реджайну. Должен пройти посадку уже, — стараюсь проморгать слёзы, и как только мне это удаётся, вижу пред собой: Клэр, Кэрол и Пайпер.

Три мушкетёра, блин. На их лицах — скорбь и печаль всего еврейского народа.

— Ну что же ты! — разочарованно поджимает губы Кэрол. — Упустила своё счастье!

— Дура! — опять выплёвывает Пайпер.

— Да идите вы! — говорю им, но выходит как-то жалко и неубедительно.

— Чего не полетела с ним? — спрашивает меня Клэр.

— Не приглашал.

— Ну так надо было самой пригласиться! — восклицает Кэрол. — Ну что за молодежь пошла? Бестолковые!

— Дура! — выражает солидарность Пайпер.

Это у неё слово паразит что ли?

— Хорош плеваться! — рявкаю на неё. На этот раз уже явно убедительнее, раз она на шаг отползла.

— Ну правда, могла купить срочный билет и полететь с ним дальше — наверняка свободные есть в Реджайну, — высказывает свои соображения Клэр.

И я со вздохом начинаю объяснять дамам ситуацию:

— В Барселоне меня ограбили…

— Точно! У неё же денег нет! Скидываемся, девочки, на билет, — постановляет Кэрол.

— Я в деле! — спешит меня заверить Пайпер. — Но ты дура!

— Спасибо, конечно. Но сама ты дура! Я не буду ему навязываться! Если б хотел, позвал бы сам. Дал бы свой номер телефона… Просто я ему… не нужна.

И тут я вспоминаю: он знает, как со мной связаться. Может, потому и не попросил мой номер?