Дочка, не пиши! - Катерина Шпиллер

А потому я не то что не могу, а даже не хочу быть интеллигентом! Потому что господа хамы очень удобно устроились: они могут безнаказанно лупить интеллигентов по лицу, зная, что те не дадут сдачи, а если вдруг кто-то из этих «очкастых» и врежет, то можно резонно заявлять, что теперь он «лишен звания интеллигента». Так вот, хочу предупредить сразу: я – не интеллигент. И буду бить по физиономиям за хамство даже без предуведомления, неинтеллигентно так… И любая выходка против меня или моих близких будет совсем неинтеллигентно пресечена. Потому что я убеждена: любой человек должен уметь постоять за себя и свою семью, дорогих ему людей. Ну, не могу я уважать, к примеру, мужчину, который терпит, если оскорбляют его жену, дочь или хотя бы даже его самого в присутствии семьи, а он в этот момент поправляет очки и приговаривает: «Потерпите, родные, может, обойдется». А ведь по меркам огромного большинства он сохраняет свое звание интеллигента, ибо не повышает голоса, не произносит нехороших слов и, разумеется, не дает никому в морду. Не хочу я быть среди таких интеллигентов.

Вроде бы не совсем по теме, но вспомнилось: некоторые читатели с плохо развитой начинкой головы верещали на форумах, что мои претензии к родителям за то, что они не водили меня в детстве в музеи, – безосновательны. Вот одно из таких обвинений от некоего Прохожего из Астрахани.

Прохожий:

По музеям ее родители, видите ли, не водили! А ведь в Москве жила девочка. Могла, если бы захотела, сама музеи посещать, а в школе – с классом. У нас в Астрахани школьников учительницы водят в музеи, и там музейные экскурсоводы все чудесно детям объясняют. А если сама не хотела ходить, то занятые родители ни при чем.

Оказывается, я должна была сама, в семь-восемь лет, позаботиться о своем культурном и интеллектуальном развитии и заниматься внешкольным самообразованием. Я представила себе, как маленький ребенок, первоклассник, хмуря брови, рассуждает: «Так, мама с папой не водят меня в музеи и вообще не развивают. Имеют право, мать – это святое, отец – тоже почти святое, у них слишком много своих пресвятых дел. Собственное развитие – целиком и полностью моя собственная обязанность и задача. Составлю-ка я план посещения музеев. Начнем с художественных. Наверное, первым делом я поеду в Третьяковскую галерею. Там буду по складам читать таблички у картин, и обо всем узнаю. Пушкинский музей – в следующие выходные, начну с античного искусства… Да, еще нужно посетить Исторический музей, музеи Кремля, съездить на электричке в Абрамцево, Архангельское, Сергиев Посад, посетить Новодевичий монастырь. А остальное уже во втором классе буду осматривать». Вам смешно? А напрасно. Мои родители, да и не только мои, именно так или примерно так себе процесс «окультуривания» ребенка и представляли.

И зачем тогда горы томов по воспитанию и развитию детей, для чего были придуманы все эти глупости? На фиг это все! Пусть спиногрызы сами о себе позаботятся, чай не в пустыне живут. Вот тебе денежка на проезд – и дуй развиваться!

Впрочем, когда я написала в «Маме» про то, как Женя показал мне лучшие музеи мира и очень многое рассказал о художественной культуре, ее истории, это почему-то вызвало отдельную волну ненависти некоторой части читателей. По Луврам она, понимаешь, ходит, по Метрополитен-музеям и Национальным галереям, совсем зажралась и нам этим в нос тычет. Ох, к сожалению, не зажралась, я очень жалею, что не знала всего этого прежде. Так что мне еще «жрать да жрать»! И совсем не уверена, что такая «жратва» нужна моим недоброжелателям. Не в коня корм!

…Да, еще… Если в нашем обществе есть такие вот интеллигенты, перекладывающие всю ответственность за развитие ребенка на плечики самого ребенка или самоустраняющиеся от выполнения этой задачи, как мои родители, то мне просто даже стыдно принадлежать к этой «классовой прослойке».

Почему умерла мать, я выяснила довольно скоро. У нее была давняя тяжелая болезнь – камни. Беда, к сожалению, известная многим. Было лечение, были операции. Последняя дала осложнение в виде абсцесса в печени. Это страшная штука, летальность очень высокая. Увы, мама оказалась в числе большинства…

Тем не менее меня принялись обвинять в смерти матери, причем одним из первых обвинил не кто-нибудь, а бывший медик, мой сводный братец. Я тоже выскажу свою точку зрения, отчего умерла Галина Щербакова. Я думаю, что от подзуживаний доброхотов. Это они изо всех сил настраивали ее против меня, прибегая к намеренным преувеличениям и откровенной лжи и не брезгуя сплетнями и домыслами. Этим они заставляли бурлить желчь и шевелиться камни в ее организме. Мой брат, опираясь на авторитет своего диплома, убеждал ее в том, что никакой депрессии у меня не было и нет, а я – симулянтка и бездельница и, кроме того, охотница за богатыми мужиками. И этим подкармливал ее иррациональную ненависть ко мне.

Меня, по известным читателям «Мамы» причинам, уже несколько лет и близко не было рядом с матерью, и не разговаривали мы, и не переписывались. Зато рядом было немало, возможно, очень заинтересованных в ее скорейшей кончине людей. И, видя, что она плохо себя чувствует, они с утроенной энергией вели свою разрушительную работу. Из-за них, полагаю, и умерла Галина Николаевна. Так кто там был рядом, помимо отца? Но об этом несколько позже, а пока об отце.

Когда я узнала о смерти матери, первая мысль была о нем. Ныло сердце: я представляла, каково ему приходится. И я подумала: может, смерть матери примирит нас? Может, мы попробуем начать с чистого листа?

Пока я нервно курила, осмысливая поступившую информацию о кончине матери, Женя по телефону связался с Алисой. Я слышала, как он говорил ей:

– Что бы там ни было, сейчас ты должна быть рядом с дедом, ты должна его поддержать. Поезжай к нему, будь рядом, ты ему нужна…

Через пару дней я написала отцу письмо:

Папа, здравствуй!

Прости, что не звоню, но, увы, это пока невозможно. Я знаю, что ты не веришь в мою болезнь, но я все-таки болею и по телефону разговаривать все еще не могу. Не только с тобой… Поэтому вся моя связь с миром – через Интернет. Хорошо, что он существует.

Я понимаю глубину твоего горя и очень тебе сочувствую! И еще очень за тебя волнуюсь. Как ты сейчас? Как ведет себя твое сердце, как давление? Я не так давно узнала, что с тобой приключилось. И то – узнала случайно.

Когда случилась беда, ты себе представить не можешь, как заметалась Алиса! Ее сердечко разрывала жалость к тебе, боль за тебя. Но она до ужаса боялась появляться у вас, боялась злых слов… Мы с Женей ей сказали: раз тебе хочется, раз болит сердечко – поезжай к деду и ничего не бойся. И ему (тебе) это тоже нужно.

Она решилась. Как же она была счастлива, когда ты ее принял с любовью! Ей было абсолютно наплевать на то, что на поминках некоторые отпрыгивали от нее, как от чумы, она думала лишь о тебе, ее волновало только твое состояние. Каждый день мы на связи, и каждый день Алиса только и говорит о том, как она волнуется за тебя, как ей хочется быть рядом, как ее мучает ощущение, что она чего-то для тебя не доделала, пока была рядом с тобой на Бутырской. Знаешь, я счастлива, что такая получилась девочка! Она очень хорошая, искренняя, добрая, нравственная. Впрочем, я никогда в этом и не сомневалась, но вот так проявиться ей удалось, увы, лишь в этой трагической ситуации.