Рубины для пяти сестер - Марина Болдова

* * *

Ляля открыла глаза и увидела дочь, тут же с беспокойством вскочившую со стула.

– Мамочка, только не разговаривай, тебе нельзя. Я сейчас Владимира Сергеевича позову, подожди.

Маргоша выбежала из палаты. Ляля вновь закрыла глаза. Голова гудела, хотелось пить.

– Проснулась? – Березин присел на стул возле кровати и достал из кармашка халата точечный фонарик. – Смотри на палец, теперь сюда, глазам больно?

– Березин, хватит издеваться. За что ты меня уложил в постель?

– Нет уж, матушка, я тут не при деле. Тебя ко мне доставили в карете с сиреной. В бессознательном состоянии!

– Ничего не помню. Володь, что случилось?

– А что ты помнишь? – посерьезнел Березин.

– Кажется, взорвалось что-то на улице, я упала. И все.

– Примерно так.

– А не примерно?

– Там из милиции к тебе пришли. Поговорить сможешь? – перевел он тему.

– Не умерла я, Березин. И со слухом и речью у меня все в порядке. Только дай воды попить, в горле пересохло.

– Шутишь? Хорошо! На, пей. Несколько глотков и через соломинку. – Березин рычажком приподнял изголовье кровати и вставил Ляле в руки маленькую бутылочку с водой.

– Сашка где? – вдруг встрепенулась она.

– Был он здесь. Я отослал его пока, все равно ты спала. Скоро вернется. – Березин не стал ничего говорить ей о смерти близких.

– Ты от меня ничего не скрываешь, Володь? – подозрительно посмотрела она на него.

От ответа его спас Борин, приоткрывший дверь палаты.

* * *

Борин в нерешительности остановился на пороге. Он пришел допросить «с пристрастием» жену пострадавшего бизнесмена, настраивая себя на официальный лад. Из медкарты он знал ее возраст, диагноз, а от мужа – количество детей. Дети тусовались здесь же, в больничном коридорчике, вполне взрослые и даже, как мельком заметил он по кольцу на пальце девушки, замужние. Или почти женатые: парень у окна, сын Соколовых, по-хозяйски обнимал хрупкую на вид молодую женщину. Сделав вывод, что жена бизнесмена Соколова уже в возрасте, да еще травмирована, он подумал, что допрашивать ее нужно с осторожностью. Свидетель она ценный, практически единственный.

На кровати лежала совсем молодая женщина, и Борин растерялся. В ее широко открытых глазах застыл немой вопрос, ответ на который она уже знала, и это знание вызывало у нее такую боль, что Борину вдруг нестерпимо захотелось погладить ее по руке, успокаивающе и нежно, а не расспрашивать под протокол. «Что-то со мной не то в последнее время». Борин чувствовал, как вместо суровой маски мента на его лице невольно образовалась сочувствующая гримаса. Он совсем смешался, когда голосом, больше похожим на сюсюканье с младенцем, он, майор Борин, задал дежурный вопрос:

– Ну, как мы себя чувствуем?

– Спасибо, неплохо, – вежливо ответила та, глазами указывая на стул. – Присаживайтесь.

– Следователь Борин, – запоздало представился он, прокашлявшись. – Елена Владимировна, мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Слушаю вас внимательно.

– Расскажите в подробностях, как вы провели сегодняшнее утро вплоть до того момента, как потеряли сознание.

– Встала немного раньше, чем обычно, – накануне договорились с дочерью, что отвезу ее с внуком в поликлинику на плановый осмотр. Около десяти часов позвонила сестра Галина и сказала, что с ее мамой и мужем беда, попросила приехать. Я не стала выяснять подробности, слышимость была не очень, и решила, что лучше заберу мужа из офиса и мы вместе отправимся к ним. Созвонившись с ним и дочерью, спустилась вниз к машине. Я так и не знаю, что у них там произошло. – Она нахмурилась.

– Как оказался охранник Станислав Меньшов около вашей машины? – отвлек он ее от темы.

– На улице лил дождь, дома я не нашла ни зонта, ни дождевика. Куда они подевались, не знаю… Стас предложил подогнать машину к подъезду. Я дала ему ключи. С ним ничего не случилось?

– Что вы еще помните? – опять не стал отвечать Борин.

– Только оглушающий звук взрыва с улицы и то, как я падаю.

– В тот момент, когда Меньшов открывал дверцу вашего автомобиля, сработало взрывное устройство.

– Стас погиб?

– Да.

– Господи, почему он?

– А вы хотели бы оказаться на его месте?

– Как-то неумно вы пошутили, вам не кажется, следователь Борин? – Она бросила на него непонимающий взгляд.

– Простите.

Борин отметил, что эта женщина совсем не испытывает неловкости. Она разговаривала с ним как со старым знакомым, который просто зашел к ней на чашку чая. Он привык, что люди, которых он допрашивает, осторожничают, пытаются подобрать выражения, боясь сболтнуть лишнее, даже если за ними нет никаких грешков. Допрос Елены Соколовой напомнил ему беседу с Дарьей Шерман, соседкой погибших Головановых. Такое же спокойствие и уверенность в своих словах. И совсем не показное желание помочь.

– Елена Владимировна, у вас есть враги? Лично у вас?

– Я не считаю себя всеобщим другом, моя прямолинейность наверняка не у всех вызывает восторг, вот и вам не пришлась по нраву. – Она с легкой усмешкой посмотрела на него.

Борин на миг отвернулся. «Черт-те что. Тушуюсь, как первоклассник перед первой учительницей», – нелестно подумал он о себе. Как ему не хотелось задавать ей эти протокольные вопросы! Он поймал себя на мысли, что хочет с ней просто поговорить, выложиться как на духу. После нескольких минут знакомства ему казалось, она догадалась, что его мысли постоянно уплывают в сторону. Если бы он верил в Бога, он бы избрал ее своим исповедником. Держать все, что накопилось в нем за последние дни, становилось невозможным.

Ляля, словно на самом деле понимая, что с ним происходит, сочувственно покачала головой. Борин стряхнул с себя наваждение.

– Елена Владимировна, кто вы по профессии?

– Технарь. Окончила Политех.

«Вот-те на. А ты, умник, записал ее в психологи», – внутренне усмехнулся Борин.

– Сейчас вы не работаете?

– Нет, я уже десять лет не хожу на службу и не веду никаких дел. А до этого работала бухгалтером у мужа.

– Почему так?

– Как уж сложилось…

Ляля замолчала. Ей было неприятно вспоминать, как в один миг она осталась без работы. Марго, отлично учившаяся в младших классах, вдруг взбунтовалась и стала таскать «трояки» почти по всем предметам, кроме любимой математики. Однажды Соколов, никогда прежде не интересовавшийся ее оценками, открыл дневник. Там плотными рядами стояли «неуды» по физкультуре и «удовл.» по русскому и литературе. Единственным украшением недельной ведомости была пятерка по алгебре. Буря в стакане скоро переросла в шторм в тазу. Результатом праведного отцовского гнева было увольнение Ляли и лишение Марго права ходить на дискотеки до полного и окончательного искоренения невежества. Муж выделил энную сумму на репетиторов и самолично проверял дневник в течение месяца. Кирюха, у которого дела обстояли немногим лучше, чем у сестры, старался улизнуть на улицу до возвращения родителя домой. Соколов же, не замечая сына, вовсю старался отыграться на дочери. Позже Ляля поняла, из-за чего, собственно, поднялась эта волна гнева у мужа. Что-то не так пошло у него на работе, но там он не мог показать свою слабость, поэтому нес все в дом. И дело было вовсе не в тупости Марго или нежелании Ляли заниматься детьми. Мужу просто был нужен объект, на который можно сбросить клокотавшее внутри недовольство собой. И он его нашел в лицах дочери и жены…