Рыжее счастье - Наталия Рощина

Домработница — доверенное лицо Гурина. Он сразу дал понять, что в его отсутствие со всеми просьбами и проблемами Мара может смело обращаться к ней.

— Светлана Сергеевна очень хорошая женщина. Надеюсь, вы найдете общий язык, — Гурин не распространялся по поводу того, как должны строиться эти отношения. Это была, пожалуй, единственная область, в которую он не вмешивался. Иногда Маре хотелось пожаловаться на эту строгую, чопорную даму, которая, кажется, невзлюбила гостью с первых минут ее появления в доме. Голубые глаза Светланы Сергеевны всегда смотрели на Мару так, что хотелось сквозь землю провалиться. Столько холода в этом взгляде, столько невысказанного презрения, которое женщина и не пыталась скрывать. Мара понимала, что в ней видят молодую красивую девицу, которая только тем и занимается, что плетет сети, чтобы заполучить в них обеспеченного хозяина. Чтобы доказать обратное, Мара усердно занималась с репетиторами, старалась радовать Эрнеста Павловича успехами в учебе. Ни разу не пожаловалась на то, что ей очень неуютно от откровенной неприязни Светланы Сергеевны, а ведь сколько раз хотелось сделать это. В присутствии Светланы Сергеевны Мара нарочно заводила разговоры на общие темы, в которых не было ничего личного. Для личного оставались прогулки по паркам, которые Гурин ввел, как приятный обоим ритуал. Вот тогда у Мары и была возможность говорить все, что накипало на сердце. Возможность-то была, но Мара не спешила ею воспользоваться. Она чувствовала, что время еще не пришло. Пока она должна оставаться прилежной ученицей, которую в ней видит Гурин. Пока…

Кроме тех заданий, которые Мара получала от репетиторов, Эрнеста Павловича, она ставила себе еще и дополнительные, самым главным из которых считала налаживание доверительных отношений со Светланой Сергеевной. Мара не находила больше возможным разговаривать с Евдокией Ивановной о Гурине. Та рассказала о нем ровно столько, сколько сочла нужным. Мара чувствовала, что тетя Дуся о многом умалчивает. Но в этой утаенной части истории было то, что не касалось Мары, не могло помочь ей разобраться в том, что за человек Эрнест Павлович Гурин. Помощь Евдокии Ивановны и без того была неоценимой. Но Светлана Сергеевна — другое дело. Она долгое время жила с ним под одной крышей. Она знает его привычки, слабости, может быть, знает то, что даст Маре возможность подступиться к Гурину поближе. Она понимала, что ее отношение к этому мужчине пока не определено, однако в своем сердце она четко видела место, которое была готова предоставить еще по-настоящему не изведанному чувству. В свои девятнадцать она считала, что пора, давно пора ощутить все прелести и тяготы того, о чем прочитала в стольких книгах. Эрнест Павлович с каждым днем все больше подходил на роль того, в кого можно безоглядно влюбиться. Сильный, уверенный в себе, настоящий мужчина, для которого словно не существовало неразрешимых проблем. То, что он был намного старше, не обладал яркой внешностью, уже как бы и не имело для Мары значения. Она ощущала в своем сердце растущее желание любить. К тому же их отношения складываются так необычно. Многие бы ей только позавидовали. Все идет совершенно непредсказуемо. Сначала — прозаично: они могли стать любовниками и давно забыть о существовании друг друга. Теперь — мужчина взялся играть в ее жизни роль отца, наставника, друга. Он шлифует ее природные достоинства, открывая скрытые способности. Он готов прийти на помощь в любую минуту. Его рука, плечо наготове, — он прикроет ее своей грудью, если понадобится. Все качества, о которых мечтает женщина, говоря о своем спутнике. Одно «но». В этом списке нет важных слов, характеризующих близость, хотя бы ее желание, возможность, а значит, нет будущего. Разве это и есть любовь? Игра окончится, и они разойдутся по своим мирам. Сколько раз Мара уже замечала, что происходящее не вписывается в рамки тех правил, которые она определила вначале: просто игра. Никаких обязательств, никаких разочарований. Нет, это для роботов, не для живых людей с эмоциями, страстями, сердцем. И, во всяком случае, не для нее.

Мара не боялась идти дальше в своих мечтах. Гурин явно не спешил замечать пристальные взгляды, двусмысленные вопросы, которые она порой задавала. Он как будто получал огромное удовольствие от того, что Мара с каждым днем меняется, и только это являлось для него главным, определяющим.

— Ты растешь, девочка, — с улыбкой говорил он, и Мара понимала, о чем идет речь. — Я доволен тобой. А ты довольна собой? Тебе нравится то, что происходит?

— Да, очень.

Зачем кривить душой? Райская жизнь, которую вела Мара, не могла не нравиться. Всего и забот — учиться, овладевать всеми навыками и знаниями, которые тактично, спокойно и доброжелательно доносят до нее репетиторы, сам Эрнест Павлович. Можно не думать о хлебе насущном, крыше над головой, но один вопрос все чаще не давал Маре покоя: ведь это не может длиться вечно? Когда-нибудь настанет момент, когда она почувствует, что изменилась настолько, что должна покинуть этот гостеприимный дом. Захочет ли Гурин отпустить ее? Она всматривалась в его серьезное, сосредоточенное лицо и не знала ответа. Она нужна ему — это очевидно, но где же все его родные, все те, кто должны быть рядом? Где его жена? Дети? Не может такой человек оказаться одиноким волком, наконец нашедшим отраду в ней. Странно все это, но Эрнест Павлович как-то попросил ее не пытаться узнать что-либо о его прошлом.

— Я не люблю говорить о себе. Давай договоримся, что моя личная жизнь, прошлое — оно осталось там, где не было тебя, и не должно быть предметом разговора.

— Хорошо, — согласилась Мара, скрыв, насколько удивлена такой просьбе. Значит ли это, что в его прошлом есть многое из того, о чем он не хочет вспоминать? Есть, есть у Эрнеста Павловича запретная зона, скрывающая его непоправимые шаги. Но ведь это ей, Маре, они неизвестны, а Светлана Сергеевна наверняка способна пролить свет на некоторые темные места в биографии Гурина. Маре это было весьма и весьма интересно. Информация помогла бы ей общаться с Эрнестом Павловичем на равных, избавиться от комплекса собственной никчемности, который привила ей работа с Еленой Константиновной, а до нее — жизнь в родном поселке. Как только Мара вспоминала птицефабрику, развал, который происходил на ее глазах, все случившееся с ней сейчас казалось неправдоподобным. Это уже была совершенно иная жизнь, и было верхом эгоизма желать чего-то еще.

Нет, она не будет ничего вспоминать. В последний раз она делала это по просьбе Гурина. То, что хотела, рассказала, кое-что приукрасила, кое-что приврала. Она должна была солгать, чтобы история ее недолгой жизни не показалась Гурину сплошной черной полосой. Были в ней и светлые моменты, она никогда не забудет их. А сейчас нужно сделать так, чтобы то везенье, которое ей сопутствует, не отвернулось, не перестало идти за ней по пятам. Для этого в первую очередь нужно обрести в этом новом доме союзника в лице Светланы Сергеевны. Мара попыталась сделать это, предлагая ей свою помощь, но всякий раз получала вежливый, холодно-сдержанный отказ. С первых дней пребывания у Гурина Мара была отстранена от кухни, уборок, всего, что называлось бытовыми заботами.

— Светлана Сергеевна, Мара у нас надолго. Она — мой самый дорогой гость, — объяснил Эрнест Павлович, когда Мара только переступила порог его жилища.