Рыжее счастье - Наталия Рощина

— Я все поняла, — ответила Светлана Сергеевна, но в ее взгляде Мара не заметила ничего напоминающего радушие, которое за обоих щедро расточал хозяин.

Отношение домработницы к Маре определилось сразу — девица ей не понравилась. К тому же она не думала, что ее пребывание в доме окажется настолько долгим. После смерти хозяйки это было первое существо женского пола, которому нужно было оказывать столько внимания. О том, что Эрнест Павлович, овдовев, стал отшельником, Светлана Сергеевна не думала и минуты. Но все его романы обычно протекали тихо, на стороне, без вхождения в дом. Теперь же оставалось ждать, когда Гурин объявит ей, что эта рыжеволосая пигалица — ее новая хозяйка. Сама мысль об этом казалась кощунственной, учитывая разницу в возрасте, положении, моральную сторону, наконец. Это создание с немыслимым именем и скверными манерами больше годилось в жены Геннадию! Светлана Сергеевна как могла подавляла в себе растущую неприязнь к девчонке, но справиться с ней было выше ее сил. К тому же гостья выказывала очень покладистый, совершенно лишенный капризов нрав, старалась быть приветливой, вежливой. Но все это вызывало у Светланы Сергеевны обратную реакцию. Чем больше Мара старалась ей понравиться, тем больше та ополчалась против нее. Особенно раздражали предложения помочь по хозяйству, кухне.

— Милочка, вы здесь не для того, чтобы щи варить или ковры чистить! — однажды Светлану Сергеевну прорвало. — Не нужно пытаться быть со мной накоротке. У вас это не получится.

— Почему? — Мара злилась на себя за то, что эта женщина не скрывала своего отношения к ней. За что она ее так невзлюбила?

— Потому что девицы вашего сорта вызывают у меня только ироничную улыбку.

— Почему? — настаивала Мара.

— Дорогая мисс Дулитл, вы прекрасно справляетесь со своей ролью, но меня обмануть вам не удастся! Женскому коварству нет предела, но я все же верю, что мой хозяин придет в себя.

— И что же он сделает тогда?

— Займется более подобающими, более важными делами.

— Какими? — Спокойствие Мары выводило Светлану Сергеевну из себя.

— Вам так не терпится узнать?

— Разумеется. Так что он сделает?

— Выгонит вас и найдет своего единственного сына! — грозно сверкая потемневшими от гнева глазами, выкрикнула Светлана Сергеевна и величественно удалилась.

Мара не попыталась догнать ее. Она узнала то, о чем умалчивал Гурин. Значит, у него проблемы с сыном? Какие? Наверняка у них разладились отношения, разладились на очень серьезной почве. Произошло что-то непоправимое. Мара фантазировала, пытаясь представить себе, что же произошло. А может быть, причина их разлада настолько пустяковая, что теперь кажется никчемной, а вернуть ничего нельзя. Мара терялась в догадках, понимая, что узнала лишь малую толику того, о чем не желает говорить Эрнест Павлович. Теперь становилось очевидным, что он пытается отдать Маре всю свою нерастраченную отцовскую заботу и внимание. В какой-то степени это открытие огорчило Мару. Оно могло поставить большой жирный крест на всех ее романтических мечтах. Она нужна ему в качестве умницы-разумницы дочки, успехи которой компенсируют неудачный опыт общения с собственным сыном. Нет, этот путь ведет в тупик. Рано или поздно она достигнет того уровня, который покажется Гурину достаточным, и что тогда? Он примется искать ей достойного супруга? Пожалуй, от него всего можно ожидать. Эрнест Павлович точно знает, чего хочет, четко определяет задачи и цели. А вот что нужно ей? Будучи откровенной с самой собой, Мара не могла дать убедительного ответа. Она пыталась, но никак не получалось понять реального отношения к происходящему и, главное, к этому мужчине, ворвавшемуся в ее жизнь. Она любит его? Ну конечно, любит. Иначе она не стала бы такой послушной, такой доверчивой, безоглядной. Если бы он был ей безразличен, она не пошла бы на второе свидание, не стала бы рассказывать о себе. Она не ушла бы от тети Дуси и преспокойно продолжала работать в ресторане. Эрнест Павлович сумел соединить в себе все ее мечты! Это кажется невероятным, незаслуженным счастьем. Но, думая так, Мара тут же спохватывалась. Может быть, она путает любовь с той непознанной отцовской заботой, которой ей всегда не хватало? С заботой вообще, элементарным вниманием, добротой, жалостью. Что, если все ее ощущения — бессознательная тяга к мужчине в возрасте, к выдуманному отцу, который к тому же готов заботиться о тебе по высшему разряду? И как же разобраться с этим?

Прошло чуть больше месяца, и Мара не выдержала. Она настолько измучилась, что не могла ни о чем думать. Репетиторы замечали, что она их не слышит. Инструктор по вождению делал ей замечание за замечанием, в конце концов попросив ее разобраться, есть ли у нее вообще желание садиться за руль автомобиля. Даже Светлана Сергеевна решила отметить несвойственную Маре хандру, апатию.

— Вы не заболели? — Это был первый вопрос без издевки, без подтекста, который Мара услышала от нее за все время пребывания в этом доме.

— Я здорова, спасибо…

Понимая, что загоняет себя в тупик, Мара решилась напрямик спросить у Эрнеста Павловича, зачем она нужна ему со всеми своими проблемами, с темным прошлым, с укоренившимися комплексами? Однажды она уже спрашивала, и он ответил, что для него это важно. Пусть расшифрует. Она имеет право знать то, что касается непосредственно ее жизни, ее будущего.

— Я рискую показаться нетерпеливой, несдержанной, но я не могу больше задавать все эти вопросы самой себе, — начала Мара, дождавшись очередной прогулки по весеннему парку.

— Продолжай. — Гурин раскурил сигару, чуть замедлил шаг. Оглянувшись на охранников, сделал знак, чтобы они немного отстали. — Я правильно тебя понял?

— Да, это касается только нас двоих.

— Я слушаю.

— Эрнест Павлович, я очень благодарна вам за все, что происходит со мной в последнее время. Я не достойна всего этого, потому что есть люди умнее, талантливее, а жизнь у них такая тяжелая, беспросветная.

— Длинное вступление. К чему ты все это говоришь? — нетерпеливо перебил ее Гурин.

— Я хочу сказать, что ценю все, что вы делаете для меня. Но вопрос «зачем?» беспокоит меня еще больше, чем раньше. Зачем, Эрнест Павлович?

— Зачем? — Гурин остановился. Он по-прежнему не смотрел Маре в глаза, что она расценила как признак его волнения. — Затем, что я хочу хоть одного человека сделать счастливым, попытаться, во всяком случае. Я стольким людям испортил жизнь, что теперь мечтаю о том, чтобы хоть один вспоминал обо мне с теплотой. Такой ответ тебя устроит?

— Не знаю… — Мара присела у ровно подстриженного ярко-зеленого газона. Провела ладонью по мягким прохладным травинкам. — Не знаю, Эрнест Павлович.

— Что я должен сказать, чтобы ты успокоилась?

— Другое. — Мара выпрямилась. Подошла к Гурину вплотную. Вот сейчас, глядя ему в глаза, она, наконец, признается. Оглянувшись, она заметила охранников, остановившихся в нескольких шагах от них. Внимательно осматриваясь по сторонам, они незаметно поглядывали и в их сторону. Мара заметила это, бросив мимолетный взгляд на два высоких, стройных силуэта, что как тени следуют за ними.