Загадка Катилины - Стивен Сейлор

— Гордиан, я и не ожидала такого праздничного убранства. Еда великолепная — но, как мне кажется, это не Конгрион готовил. Повар твоего сына Экона или наемный раб, я угадала? Да, я всегда могу отличить блюдо, приготовленное одним поваром, от блюда, приготовленного другим; у меня к этому способности. Как восхитителен Метон в тоге! Хотя, мне кажется, ему в ней пока неудобно — видишь, как часто она свешивается не так с левого плеча, и ему приходится поправлять ее рукой и поднимать правое плечо. Но он привыкнет, я уверена. Спасибо, что пригласил меня, ведь я не родственница тебе и даже вряд ли старая подруга. Ты можешь считать, что я представляю здесь дорогого нашего Луция, который, конечно, не пропустил бы такое празднество.

— Мы с Луцием часто сидели и попивали вино как раз в этом саду, — сказал я.

— Очаровательно, очаровательно, — проговорила Клавдия с отсутствующим взглядом. — А я могла бы и не прийти к тебе. Я сегодня собиралась в поместье, но так как дороги переполнены…

— Ты уже уезжаешь? Мне казалось, что ты собиралась провести весь квинтилий здесь, в Риме, следя за обустройством дома Луция?

— Да, так и было. Но оказалось, что я не могу решить, как мне следует поступить с этой собственностью. Я в таком недоумении, что самое лучшее, как мне кажется, — поехать обратно домой и спокойно все обдумать. Да, я понимаю, что придется пропустить выборы, но тем более, слава Юпитеру! Я ведь женщина, и мне не нужно голосовать. Кроме того, с меня уже достаточно города. Понимаешь, меня так расстраивает мысль о том, что нужно провести здесь целый месяц! В этой одежде мне как-то не по себе. Уж лучше бы на мне был мой старый мешок; к тому же я говорю и говорю и не могу остановиться…

Она неожиданно рассмеялась и глубоко вздохнула.

— Вот видишь! Если быть откровенной, с меня достаточно кузена Мания и его проницательной жены. Это твои соседи с севера, но большую часть времени они проводят в Риме. Они приезжают ко мне каждый день и уговаривают приходить к ним в гости каждый вечер, но я уже устала от них. Повар у них никудышный — для начала. И потом, их консервативные разговоры неприятны даже для меня. Представь только, какую болтовню о политике они разводят за ужином.

Клавдия понизила голос и подвинулась поближе.

— Но какое-то положительное последствие встреча с ними принесла. И это касается непосредственно тебя, Гордиан. Вот почему я до сих пор в Риме, а не по дороге в Этрурию. Гордиан, обещай, что не рассердишься, но я осмелилась сегодня привести с собой кузена Мания. Слишком самоуверенно с моей стороны, я понимаю, но мне представилась такая возможность! Я сказала самой себе: «Сделай это!» — и сделала. И мне кажется, что это к лучшему. Так вот он — Маний! Да, кузен, подойди и поприветствуй нашего хозяина. — Она позвала кого-то через мое плечо.

Обернувшись, я увидел того самого седобородого негодяя, который похищал лакомства со столов! Неудивительно, что он с первого взгляда мне не понравился; он был в здании суда вместе с Цицероном, защищавшим мое дело, но казался таким неказистым, что я не обратил на него особого внимания. Теперь я вспомнил и его самого, и его высказывания, которые передал мне помощник Конгриона: «Глупый выскочка без предков, которого только в клетку посадить и отправить обратно в Рим». Что он делает здесь, в день облачения в тогу моего сына?

Клавдия с ума сошла — зачем она его привела? Если бы я был человеком с предрассудками, как Руф, то счел бы его появление за дурное предзнаменование.

Клавдия, казалось, прочитала мои мысли. Пока Маний приближался, она сжала мне руку и прошептала на ухо:

— Гордиан, никому не на пользу вражда между нашими семействами. Маний плохо о тебе отзывался в прошлом, как и остальные мои кузены, но я провела с ним кое-какие беседы и убедила его с тобой помириться. Вот почему он здесь. И ты гостеприимный хозяин, не так ли?

Мне не оставалось выбора, в следующее мгновение передо мной стоял Маний, с кислым выражением лица и опущенными глазами.

— Так ты — Гордиан, — наконец проговорил он, взглянув на меня. — Моя кузина Клавдия твердит мне, что мы должны стать друзьями.

Это слово он постарался произнести с некоторой иронией. Я глубоко вздохнул.

— Друг — это возвышенное слово, и не следует им злоупотреблять. Я был другом вашего покойного кузена Луция, чем и горжусь. Согласно его завещанию, мы стали соседями, если и не друзьями; мне кажется, что соседям нужно жить в мире и согласии. И уж поскольку мы соседи…

— Но только в результате решения суда и из-за нелепого заблуждения Луция, — добавил Маний мрачно.

У меня забилось сердце.

— Клавдия, мне показалось, что ты сказала…

— Да, Гордиан, я и сама не понимаю, — проговорила Клавдия сквозь зубы. — Маний, когда мы утром отправились в гости, ты уверил меня…

— И я тоже согласился с тобой, Клавдия, что если и пойду сюда, то буду вести себя благопристойно и постараюсь сам убедиться, насколько семейство Гордиана достойно уважения. Ты говорила, что это «как раз такие соседи, о которых можно только мечтать». Ну, вот я и пришел, Клавдия. Я вел себя так же, как в своем доме. Но глаза мои не убедили меня, скорее наоборот: подтвердились мои худшие подозрения.

— Ах, дорогой, — пробормотала Клавдия, прикладывая палец к губам.

— Я поговорил с некоторыми гостями, — продолжал Маний. — Большинство из них — радикалы-болтуны и популисты. Таких людей можно найти где угодно, в любом уголке Рима. Не стану отрицать, что есть здесь несколько приличных гостей, из патрицианских семейств, но я не понимаю, что они делают в таком месте. Понятия о том, с кем следует и с кем не следует водиться, всецело изменились со времени моей юности. Я бы сказал, совершенно исчезли.

— Маний, прекрати, — вмешалась Клавдия.

Но Маний не остановился.

— Как я уже сказал, я со многими здесь поговорил и понял, что за семейство живет в этом доме и населяет теперь поместье Луция. В прошлом году я не проявлял особого интереса к вопросу о наших разногласиях. Мне все равно было, кто такой Гордиан, лишь бы он не зарился на наше семейное имущество. Я знал, что он из плебеев, без достойных предков, но не знал, что за семейку он себе завел. Вот уж действительно, достойные люди! Его жена вовсе не римлянка, а наполовину египтянка, наполовину еврейка, бывшая когда-то его рабыней и наложницей! Их старший сын был, возможно, римлянином по рождению, но вовсе не его сыном от этой рабыни; этот Экон — что за дурацкое, нелепое имя! — был уличным нищим, до того как его подобрали с улицы. А что касается того мальчишки, день рождения которого празднуют сегодня, то он был рабом в Байях и, возможно, греческого происхождения. Раб! А теперь только взгляните на него в тоге. В дни величия Республики, в дни наших дедов, невозможно было и подумать о таком осквернении законов! Неудивительно, что мальчишка не может как следует напялить на себя тогу!

Сначала я слушал его тираду, лишившись дара речи, затем с горящими от негодования ушами, затем сжав кулаки, едва удерживаясь, чтобы не ударить его со всей силы. В какое-то мгновение Клавдия обратила свой взор на меня и успокаивающе сжала мне локоть. Я не нуждался в ее поддержке, поскольку и сам не хотел скандала в собственном доме и не собирался портить праздник Метону. Вместо этого я продолжал стоять и негодовать втайне.