Мефодий Буслаев. Первый эйдос - Дмитрий Емец

Адский котик своего добился. На мавку комиссионеру былоплевать. Главное: выполнено ли задание? Тухломон подошел к светлой. Поцокалязыком. Ран нет, но их и не должно быть. Поди теперь пойми, удалось или нет.Как докладывать Лигулу? Что ему, Тухломону, помешал кот, а мавка погибла приисполнении? За такой доклад по головке не погладят, а если и погладят, топрежде открутят ее с плеч, чтобы туловище не мешало проявлениям нежности.

«Будем считать, что все прошло блестяще. Мавка напитала Дафгнилостной пустотой», – решил комиссионер и, опустившись на четвереньки,осторожно коснулся ухом груди Дафны.

Сердце билось. Светлая по-прежнему без чувств, но жива.Через четверть часа будет как новенькая. Ну или почти как новенькая. И,разумеется, ничего не вспомнит.

При мысли, что ему удалось навредить светлой, Тухломонхихикнул и потер ручки. Недаром Улита говорила о нем: «Он когда кому-нибудьнагадит – ходит, песенки поет. А если ему нагадят – строит из себя страдальцаза все человечество».

Тухломон поднял Фролока за ногу, перекинул его через плечои, насвистывая, стал спускаться по лестнице. Мертвая мавка не знала, чточетверть часа спустя ее доставят в Тартар и небрежно, как старую тряпку,швырнут на дно глубокой расщелины.

Тот, кому кажется, что предательство оплачивается,существует в мире иллюзий.

* * *

Когда Мефодий отыскал Дафну, она уже очнулась. Дафна сиделана полу и терла рукой лицо. Меф осмотрелся и спрятал меч. Чутье, верное какхронометр, подсказывало, что, кроме Даф, в доме никого нет. Сражаться не придется.

Депресняк, очнувшийся намного раньше хозяйки, хмуровылизывался. Вид у кота был недовольный. Битва с мавкой успела изгладиться изкороткой кошачьей памяти. Осталось лишь недоумение, что это за вонючие клочьявисят у него на когтях и почему во рту такое ощущение, словно он дегустировалсодержание мусорника.

– Как ты здесь оказалась? – спросил Меф у Дафны.

– Не знаю, – ответила она, озираясь ничуть не сменьшим недоумением, чем сам Меф.

– Как не знаешь?

– Ждала тебя. Какой-то ребенок закричал, что ему нужнапомощь. Я поднялась – и больше ничего не помню, – сбивчиво пояснила она.

– Какой ребенок? Где он?

– Понятия не имею.

Меф сосредоточился. Опасность и враждебность ощущались,однако были уже размазанными. На полу он нашел несколько вонючих пятен. Пятнаслабо светились, и Меф предположил, что это слизь, оставленная раненой нежитью.Такая же слизь была на лапах у Депресняка.

С нежитью ясно. Она заманила Дафну и напала. Кот сумел датьотпор, и нежить убралась. Однако помимо нежити существовало еще нечто. Мефуказалось, он ощущает присутствие валькирии. Оно не выражалось ни в запахах, нив материальных следах, но все равно Мефодий не мог отделаться от этой мысли.

– Ты не сражалась с валькирией? – спросил он.

Даф с сомнением хмыкнула.

– Если бы сражалась, ты разговаривал бы со мной взагробном режиме.

Все же Меф не мог выкинуть из головы, что валькирия здесьбыла. Бредь какая-то! Именно так, бредь – в женском роде.

– Как ты меня нашел? – спросила Даф.

– Подключил истинное зрение… – пояснил Меф. На еговзгляд это было очевиднее некуда.

Даф слушала его рассеянно. Она продолжала тереть щеки,удивляясь, что почти не ощущает собственных прикосновений.

– На, держи! Я все-таки их достал! – сказалМефодий.

Он вытащил флейты и, спокойно держа их голой рукой, безмешковины, положил на колени Дафне. Она, слабо улыбаясь, потянулась к ним и,вскрикнув, отдернула руку.

– Что ты с ними сделал? Что? – крикнула она.

– Ничего, – удивленно ответил Меф.

– Нет сделал! Они обожгли меня! Забери! – Дафнадернула коленом. Если бы Меф не подхватил флейт, они бы упали.

– Возможно, дело во мне и в дархе. В нас много мрака, ифлейты им пропитались. Я их испортил. Не стоило их вообще касаться, –виновато предположил Меф.

Дафна кивнула.

– Как хрупко все, что создано светом, – сказалаона грустно.

Дафне казалось, ее слова относились к флейтам. Вдействительности же получалось, что она говорит о себе. Наконец Даф встала,опираясь на руку Мефа. Ее пошатывало, но идти она могла.

Примерно через час Дафна оправилась настолько, что почтистала прежней. Синие круги под глазами исчезли. Лишь изредка она вздрагивала иоглядывалась. Ей чудилось, что кто-то стоит у нее за спиной. Она же перваязатащила Мефа в кафе.

Ела Дафна неожиданно жадно и много. Меф ее не узнавал.Обычно Даф не испытывала особого аппетита, с легкостью перебиваясь шоколадками,булками, пиццей.

«Кажется, она ничего. Восстанавливается. А все же свалькирией я встречусь», – подумал Меф.

Он и не подозревал, что случится это скорее, чем он думал.

Каждый день должен содержать яркий поступок. Пусть дажесамый нелепый. Пусть даже это будет желтый шарф, банально завязанный на березе.

Йозеф Эметс

Иркин ключ от квартиры Бабани немного погнулся, сталзастревать в замке, и она решила сделать дубликат. Даром копирования сущностейвалькирии не владеют. Делать нечего – пришлось обращаться в киоск на рынке.

В киоске царствовал мачо лет шестидесяти, с широкимпиратским лицом и бородой, как у шкипера. Он с такой небрежностью ронял слова,так швырял ключи в коробку, так восхитительно пропускал мимо ушей всеобращенные к нему вопросы, был так хрипл, так высокомерно холоден, такотстраненно прекрасен и отрешен от всякого земного труда, что Ирка дажепроверила, нет ли у него магической ауры. Кто знает, может, он страж визгнании? Но нет, мужик был нормальный – не страж и даже не монарх без трона.Наблюдая за ним, Ирка получила искреннее удовольствие, хотя ей и пришлосьприходить за ключом дважды и сделан он был в результате плохо.

– Мамой клянусь, не понимаю я вас, хозяйка! Я б егоубил. Или меня пошлите: я убью. Пошлите, а? – попросил Антигон.

– Нет.

Кикимор озадачился.

– Но почему? Он же криворучка, хозяйка! Зачем ему жить?

– Антигон, ты странный. Вместо того чтобы наслаждатьсяжизнью в процессе ее проявлений, ты ожидаешь каких-то внешнихрезультатов, – заявила Ирка.