Дети утренней звезды - Алексей Олейников

– Вперед, «Альфа»!

– Ты, значит, шаман? – подытожила Мари. – А все твои друзья – они из этого Магуса, но у каждого своя специализация? И вы прибыли сюда, чтобы предотвратить вторжение каких-то чудовищ из другого мира?

Арвет пожал плечами:

– Я бы и сам санитаров вызвал, если бы мне год назад такую историю рассказали.

– И я тоже из этого Магуса?

– В каком-то смысле. Твоя сила спит, но скоро проснется.

– Если бы ты не поделился этим ясным взором, я бы тебе ни за что не поверила, – задумчиво сказала Мари. – Из-за этого я здесь и сижу. Кстати, а почему именно здесь?

Сидели они в гараже Ансельма, на старых покрышках, за фургончиком. С улицы их не было видно, зато Арвет прекрасно просматривал двор из пыльного окошка.

– Тихо, никто не помешает.

– Чему? – насторожилась Мари. – А это что, бубен?!

– Его Зарница зовут, – Арвет погладил обод.

– У тебя есть бубен, и его зовут Зарница, – повторила Мари. – Пойду-ка я все же. Бабушка заждалась, наверное, своей газеты.

– Ты в гостинице была? – спросил Арвет. – Видела моих?

Мари кивнула, лицо ее стало серьезным.

– Ясный взор – это только часть наших способностей, – Арвет качнул бубен в руках. – Есть еще Дорога Снов, это такое пространство… нет, это нельзя объяснить, это можно только увидеть. Мне нужно, чтобы ты была рядом, пока я буду камлать.

Мари обняла колени, недоверчиво на него посмотрела. Все было как обычно: по улице проехал толстый Пьер-почтальон, вот пошла мадам Фуко, как обычно в это время, к своей подруге, мадам Колет – двум старым сплетницам наверняка есть что обсудить. Небо было тем же, дома те же, деревья, спящие цветы в горшках за окном, – все было как прежде, до появления этого смешного парня. Но в гостинице восемь человек лежали без сознания. Их невозможно разбудить, и она сама видела паутину в их глазах. И еще… этот ясный взор. Он держался недолго, но то, что увидела Мари, она не сможет забыть, как ни старайся. Все было так ярко, так четко и понятно, все было так похоже на ее сны – только они, кажется, не были снами. Вернее, они были больше чем сны.

«Магус… – шепнула она, пробуя это слово. – Знает ли бабушка?»

Почему-то это показалось ей таким важным – выяснить прямо сейчас, что думает бабушка, что она скажет, – что Мари встала и тихо пошла к дверям. За спиной танцевал и бил в бубен Арвет, его странный танец и смешил и пугал Мари, но сейчас надо было срочно выяснить – что же знает бабушка. Она сама диву давалась, отчего ее так сильно потянуло домой, но противиться этому чувству не могла.

«Прости. Здесь тихое место, – подумала она. – Никто тебя не заметит. А я поговорю с бабушкой – и сразу назад!»

…Паутина перекрывала небо, воздух был рассечен тысячами прозрачных нитей, иные были натянуты как струны, иные хищно колыхались. Чуть Зарница тронулся с места, как они облепили его и Арвета, обдали жгучим холодом, спеленали так, что Арвет едва сумел вытащить меч. Под ударами пера нити лопались со стеклянным звоном, Зарница поднялся на крышу. Нитей было столько, что и воздуха не разглядеть, серая копошащаяся стена обступала Арвета, стеклянный звенящий кокон жаждал его поглотить, и Арвет не мог разглядеть ничего. Кто плетет эту паутину? Где Мари?

Мари – на миг нити разошлись, и он увидел: нити стягиваются к ней, но она не их источник – она их цель. Мари уходила по улице, ее тянула за собой особая нить – яркая, почти белая, а навстречу ей из домов выходили люди, но это были не люди, а сотканные из паутинных нитей образы людей. Зарница прыгнул вперед, повинуясь мысли Арвета, но паутина отшвырнула его, не пропустила к Мари.

«Помощь, мне нужна помощь!» – Арвет рубил и кромсал, и по широкой дуге Зарница прошел над крышами, повернул к гостинице, – в этом направлении сопротивление паутины было значительно меньше, сюда его пока пускали.

Он ворвался в отель, в отражение отеля на Дороге Снов, вспомнил он некстати, распахнул дверь номера – и попятился.

На кровати на месте Роджера Брэдли дергался огромный серый кокон. Арвет кинулся к нему – сквозь нити проступали черты лица Брэдли, лицо было искажено, он кричал, но ни слова не вырывалось из его рта, он бился, но не мог разорвать объятия прозрачного шелка. Ни секунды не раздумывая, Арвет ударил – перо стимфалид вспыхнуло, нити лопнули, шов разошелся, выворачивая кокон, он отлетел в сторону и повис у стены туманным облачком. На кровати выгнулся дугой дрессировщик Роджер Брэдли, впился пальцами-когтями в простыни, но Арвет смотрел не на него – кокон менялся, плыл, превращаясь в подобие человеческой фигуры. Вот прорезались глаза, вот обозначился провал рта, вот существо подалось вперед, вытянуло острые концы рук-нитей…

Удар по лицу ошеломил его, Арвет вынырнул из транса, выплыл из марева Дороги Снов. Уткнулся головой в грязные тряпки, шурупы кололи спину, воняло смазкой, сверху капало машинное масло. Над ним навис Ансельм с лопатой в руках. Арвет моргнул. На лицо старика наслоилась маска паутинного шелка, глаза затянула чернота…

Еще частью сознания он был на Дороге Снов, все еще чувствовал, как правую ладонь оттягивает меч-перо. Ансельм поднял лопату… Арвет подкатился, в левой – нож-буико, он полоснул старика по бедру, Ансельм пошатнулся, и пустой правой рукой, незримым клинком Арвет ударил в сердце.

Хозяин захрипел, рухнул на пол. Штанина его быстро пропитывалась кровью. Саам схватил промасленную тряпку, придавил к ране.

– Добей…

В дверях гаража стоял Роджер Брэдли. Бледнее снега, он опирался на косяк, сжимал в руке устрашающего вида короткий багор.

Дневник Виолетты Скорца

«Слушайте, мои неизвестные читатели, и не говорите потом, что не слышали! Со мной тут такое случилось, что я даже не знаю, как начать. Вот дела, у Виолетты Скорца кончились слова, мыслимое ли дело?

Я же вам рассказывала про нашу пятерку? Так вот, все забудьте! Правильно мне мама говорила, что нельзя верить никому, кто не носит фамилию Скорца. Симплы – идиоты, колдуны – лжецы. Короче, слушайте жуткую историю, как крошка Ви в очередной раз поверила в людей. Моя пятерка – это какая-то кунсткамера. Начну с Зорича. Бррр, до чего ж противный парень! Волосы у него сальные, глаза блеклые, акцент дурацкий, характер подлый. Что бы вы о нем ни подумали, он еще хуже. Оказывается, он аналитик! Стратег! Мыслитель! Обгадил нас с головы до ног, и самое подлое, что все с ним согласились, представляете? Это, мол, послужит общему делу! Что послужит – его диктатура интеллекта с перхотью? Тьфу, голову надо чаще мыть, а то у него в голове скоро что-нибудь заведется, и это явно будут не мысли.

Второй у нас Эжен. Великий алхимик! Красавчик, спору нет. Но до чего же злой язык, так и норовит поддеть. И Мэй – тихая, вкрадчивая, коварная, как змея.