Дети утренней звезды - Алексей Олейников

Я сохранила веру в человечество только благодаря Саре. Она, конечно, сумасшедшая на всю голову, но без нее мы бы не прошли полигон. И еще – мы бы убили двух человек. Остальные этого никогда не признают, но правда – ха-ха! – правда будет жить в моих текстах.

Итак, как было дело. Буду кратка, как телеграмма в ад.

Нам оставалось предпоследнее задание в первом цикле Игры пятерок – найти ингредиенты для создания голема на полигоне…»

– Что ты строчишь? – Мэй перегнулась через плечо, Виолетта торопливо свернула окно редактора.

– Мемуары! Иди свои баллы в таблице подсчитывай.

Мэй отошла с улыбочкой.

«У, змея китайская! – Виолетта забралась на кровать с ногами, снова открыла окно. – Ходит, вынюхивает…»

После рейда она не могла смотреть на соратников прежними глазами. Конечно, Виолетта иллюзий по поводу морального облика адептов не питала. Но чтобы так поступить со своими, пусть даже они конкуренты в этой Игре пятерок, будь она неладна?!

Ви украдкой взглянула на кровать Сары. Та лежала как восковая кукла – руки вдоль тела, черные волосы оттеняют бледное лицо, дыхание едва заметно. Свалилась, как пришла, и не просыпается. Ребята пытались разбудить, но ее фамильяр лег рядом и шипел, едва кто-то приближался к кровати. Застать его врасплох парни так и не смогли, в итоге махнули рукой.

«Вымоталась, проснется завтра, – сказал Зорич. – Нам надо всем отдохнуть, мы победили!»

Виолетта закусила губу, застучала по клавишам.

«Победа-то с душком, Зорич».

«Так вот, Сара увела перевертышей. Зорич, дебил, над ней смеялся: мол, сожрут тебя и не подавятся. Ага. Она увела всех! Вы, дорогие неизвестные читатели, не представляете, какой это страх – встретить перевертыша лицом к лицу. У вас, извиняюсь, мои друзья, стечет в сапоги все, включая позвоночник, если вы эту харю близко увидите. Ростом с медведя, зубами рельсы перекусить может. А воняет как от роты Зоричей. А Сара увела за собой всю – пишу капсом для близоруких – ВСЮ – стаю. Двенадцать тварей гонялись за ней два часа по лесам, пока мы на полигоне от отравленных стрел уворачивались и вивернов газом травили. Вы хотели бы деталей, мои дорогие? Вам подавай кровожадных подробностей, кто и как героически ловил стрелы в полете зубами? Так вот, Скорца говорит вам – слова не нужны там, где есть воображение. Скорца говорит – представьте зимний лес, заросший елями до неба. Ели скребут по облакам когтистыми верхушками, пытаются процарапать вялое брюхо, чтобы оттуда вывалилась пленная Луна. Ветер несет в лицо колючий снег. Холодно, как в морозильнике дядюшки Марио, куда он складывает свежевыловленного тунца и упрямых должников. Ха-ха, неаполитанский юмор. Должников мы просто хороним живыми.

Так вот, дорогие мои, среди этих елей на горном склоне разбросаны валуны: большие – с дом, маленькие – с человека. Вокруг этих валунов – несколько колец из заточенных бревен, одно шире другого. Между кольцами – рвы с неприятными и очень острыми штуковинами на дне. От одного валуна к другому протянуты веревочные мостки. А земля между валунами нашпигована ловушками: самострелами, колючей проволокой, волчьими ямами и всякой калечащей ноги дрянью. Валунов штук десять, но нам нужно было всего четыре. Плевое дело.

Только вот забыла детальку – каждый валун кто-то охраняет. Якулы, химера, корокот, мантикора. Вы понимаете, дорогие друзья, – мантикора! Честно, понимаете? Потому что я, клянусь черепами пяти поколений своих предков, ничего не понимаю. Я вообще уже ничего не понимаю! Как можно было натравить на нас мантикору, мы же учиться приехали к Фреймусу! А он…»

Слеза капнула на планшет. Виолетта нащупала подушку, уткнулась в нее и беззвучно зарыдала. Она кусала влажную ткань, давила рвущиеся из груди всхлипы – еще не хватало, чтобы ее кто-нибудь из этих… заметил.

Сжала кулаки, вытерла глаза подушкой – плевать на тушь и макияж. Задернула полог-сеть кровати, ткань плеснула тяжелыми переливами, закрыла ее от сторонних взглядов. Так лучше.

И решительно продолжила.

«…Пока Сара отвлекала перевертышей, мы шли по полигону…»

* * *

В лифтовой шахте стояла кромешная темнота. Только сверху, с первого уровня, долетал отсвет аварийной сигнализации. Страж перешел на ясный взор, и темнота просветлела, он разом увидел синий контур технической лестницы, по которой они спускались, и весь провал лифтовой шахты. По стенам змеились связки кабелей, из которых сейчас ушла вся яростная электрическая жизнь. Надсадно выла сирена, гремели железные лестницы, по которым персонал спешно поднимался на поверхность. Рабочие или были очень хорошо вышколены по части техники безопасности труда, или чего-то очень боялись.

– Людвиг, мы ждем, – долетело снизу. Страж двинулся на звук.

«Марко не мелочится – обесточил весь комплекс сразу, – подумал Ланге. – Вернее, я обесточил».

Он вспомнил, как падала опора ЛЭП – ее фермы были из хорошей стали, ему пришлось попотеть, вычисляя узел, в котором сходились напряжения металла. Нужно ударить именно туда, чтобы сразу снести мачту электропередачи. Одно из сословных умений, о которых мало знают остальные, – видеть линии напряжений, понимать структуру материалов. Особенность ясного взора Стражей. Иногда нужна не сила, а точность. Мастера могут разрушить скалу легким толчком, просто они знают, где нужно толкать.

Опора рухнула сразу, он не ошибся, разметала толстые змеи проводов, рассыпала синие искры, а они уже бежали к куполу. Внутри все еще горели огни, как полагается, ведь в «Чертоге» своя резервная дизельная подстанция, запасов топлива хватило бы на несколько суток непрерывной работы. За это время бригады электриков, разумеется, ликвидировали бы повреждения сети. Свет горел еще минуту. Потом подстанция взорвалась. Калеб был готов на все, лишь бы зов хозяина перестал мучить его химеру.

– Ты понимаешь, что это уже война? – спросил Людвиг, когда Марко изложил план. – Одно дело скрытно проникнуть на раскопки, и совсем другое – устроить диверсию.

– Война идет давно. Только в таком хаосе мы можем проникнуть внутрь и исследовать весь объект, – глаза Марко торжествующе блеснули. – Семь этажей вниз, Людвиг. Пока свет не дадут, туда никто не сунется. У нас будет около полусуток на изучение раскопок.

– Почему так мало?

– Фреймус в Карпатах. При худшем развитии событий он доберется до Венсброу примерно за двенадцать часов.

– Совсем спятил, – сказал Людвиг. – Что я здесь делаю?

– Спасаешь мир, обычное дело, – пожал плечами фокусник.

Под ногами качался многометровый провал лифтовой шахты, ледяная химера упала вниз светлой кометой. Людвиг держался за скобы аварийной лесенки крепче обычного. Он никогда не любил высотные номера. «Мальцу хорошо, он в своей стихии, – подумал Людвиг. – А мы болтаемся, как рыба в коптильне. Случись что, я здесь много не навоюю… одной-то рукой. Второй держаться придется…»