Белый фрегат - Наталия Осояну

Айлантри остановился.

Мысли в его голове внезапно заметались, точно перепуганные мальки, и он зажмурился, боясь упустить ту идею, что проплыла мимо, степенно помахивая хвостом. Она была настоящей громадиной и уже давно обреталась где-то поблизости, но почему-то никто до сих пор ее не заметил и даже не заподозрил о ее существовании.

Он снял очки, вытер стекла платком, снова надел.

А потом побежал к лестнице, ведущей на нижние уровни Подвала – туда, где в похожих комнатах с похожими стеллажами могло найтись то, что поможет ему не опозориться на суде и даже – вероятно, всего лишь вероятно… – одержать победу в случае, если помощники Фейры не разыщут этого загадочного свидетеля.

* * *

«Легкокрылая», лодка Ролана, и впрямь оказалась неимоверно быстрой. Сандер, конечно, уже не раз видел, как молодой моряк выходил на ней в море, но уделял этому мало внимания – ведь на борту «Невесты ветра» ее ~песня~ заглушала все прочие. Теперь, однако, он познакомился с «Легкокрылой» вплотную, изучил ее снаружи и изнутри – точнее, она сама ему все про себя рассказала, пока он лежал на корме, закинув руки за голову, и смотрел в ночное небо. Форма ее носа и парусов, очертания бортов, замысловатое внутреннее устройство – все это было в ~песне~, и все это он теперь мог представить себе, закрыв глаза.

Интересно, Кристобаль тоже все видел, раз сказал еще в Эверре, что из этой лодки вырастет необычный фрегат, или он все придумал, чтобы как-то обосновать свое желание помочь рыбаку, угодившему в капкан имперского вербовщика?..

«И все же, какой бы ты ни была быстрой, мы не сможем вернуться в срок, даже если этот “рыбак Тако” уже будет ждать нас на причале, готовый отправиться в путь».

Сандер примерно так и ответил Кристобалю, когда тот объяснил, что от них требуется. Фейра ничуть не смутился, как будто доводы Сандера не опирались на общеизвестные факты – расстояния между островами Вороньей гряды и здешние ветра, которые благодаря своему упрямству прославились до самой Окраины. Их так и называли – Вороньими. Устойчивые, северо-западные, пусть и не прямо в нос, но отнюдь не попутные.

«Выход найдется, – сказал капитан, сам упрямее любого ветра. – Вы, главное, туда доберитесь поскорей».

Остаток первого дня и почти всю первую ночь Ролан воевал с ветрами, а под утро заснул, измученный. «Легкокрылая» продолжила следовать тем курсом, который он для нее определил. Сандер устроился на носу лодочки и закрыл глаза, позволяя ~песне~ звучать в полную мощь. Пусть она теперь была ему знакома – к тому же ~песни~ маленьких лодок сложностью не могли сравниться с ~песнями~ больших фрегатов, – любой крючок годился, чтобы ухватиться за сушу или ее подобие, хотя бы зыбкое. «Легкокрылая» – лодка Ролана, Ролан – друг Кристобаля, а Кристобаль нуждается в его, Сандера, помощи.

Можно было протянуть нить и покороче: Кристобаль – друг Сандера… или нет?

«Он отправил тебя в Талассу, – произнес внутренний голос, омерзительный свистящий шепот со дна колодца, – он заставил тебя вспомнить то, о чем ты почти сумел забыть. Разве друг так поступает?»

Внутри у Сандера что-то сжалось, и он машинально сунул руку за пазуху, но спрятанный там сирринг был тоже из Талассы – еще одно напоминание о тех вещах, которые матрос-музыкант хотел бы, как Эсме, сложить в надежный сундук, чтобы больше никогда его не открывать.

Внезапно он увидел себя со стороны, как будто смотрел глазами птицы, поднимающейся над «Легкокрылой» все выше и выше. Вот лодка: на носу сидит человек – пока еще человек – уродливый, с лицом, покрытым чешуей, – она уже захватила лоб, начала продвигаться выше и дальше, и волосы у него выпадают пучками, только он никому об этом не говорит, потому что кого волнуют чужие проблемы? Уродливый пока еще человек, с перепончатыми руками, как у лягушки, с бледной кожей, как у мурены. Но главное даже не в этом, а в том, что он… маленький. Он прискорбно, чудовищно, неимоверно мал: он морская блоха на шкуре Океана, да и лодчонка, в чей борт он вцепился до боли в ладонях, ненамного больше. Для птицы, вместе с которой сейчас вздымается ввысь его душа, они оба малы и незначительны, потому что птица видит бескрайнюю водную гладь, раскинувшуюся от горизонта до горизонта.

Пустота. Вокруг пустота. Безмерная, безжалостная, бессмысленная.

И он – лишь ее часть, которая слишком многое о себе возомнила.

«Ну же, решайся, – снова слышится шепот со дна колодца. – От тебя всего-то и нужно, что сделать одно-единственное движение. Плюх! И все. Больше не будет ни горя, ни радости – а ты не избавишься от первого, не отказавшись от второго, – останется один лишь покой. Что снаружи – то внутри. От края и до края. Отдай себя Океану, заполни Океан собой».

– Н-нет, – тихо сказал Сандер вслух, сосредоточиваясь на течении мгновений. Его голос дрогнул, но все-таки короткого слова хватило, чтобы избавиться от наваждения. Он разжал хватку – на борту «Легкокрылой» остались едва заметные вмятины от пальцев, и в ~песне~ проскользнули удивленные и растерянные нотки.

– Что случилось? – сонно пробормотал Ролан, приоткрыв один глаз. – Ты в порядке?

Сандер махнул рукой – то ли жест получился достаточно небрежным, то ли молодой моряк еще не до конца проснулся, но Ролан поверил и не стал ничего выпытывать. Сел, потянулся и зевнул, ласково погладил борт. Взглянул на парус, нахмурив брови, и слегка покачал головой. Тот раскрылся чуть шире, слегка изменил положение – и «Легкокрылая» соответствующим образом поменяла курс, взяв чуть севернее.

Сандеру вдруг показалось, что, если он будет ~слушать~ усерднее – хотя матрос-музыкант едва ли понимал, что это значит, – ему откроются ранее неведомые премудрости морского дела. Такое уже случалось: находясь рядом с Кристобалем в те моменты, когда феникс проделывал очередной фокус со своим необычным кораблем, Сандер время от времени ощущал то, чего не должен был ощущать. Как будто сквозь ~песню~ прорывалось что-то еще – более сложное, более загадочное.

То, чем он мог бы воспользоваться, если бы знал как.

– Перекусим? – предложил Ролан, покосившись на один из мешков, которые им перед отплытием вручил странный магус в очках на носу. Хлеб, сыр, фляга с вином – Сандер заглянул внутрь еще вчера, но, в отличие от товарища, не стал ничего есть, потому что не чувствовал голода. Он и сейчас был не голоден, хоть и понимал, что это странно – ведь он не ел почти… двадцать часов?

И не пил, если уж на то пошло.

– Что-то не хочется.

– Хочется, – отрезал Ролан, развязывая мешок. – Это же росмерский твердый сыр с перцем, м-м, как вкусно! Правда, он еще и соленый, зараза, но этот Айлантри вина не пожалел. До Огами хватит, а там чего-нибудь купим у местных. Ты вообще бывал в Огами?

– Нет.

– Вот я тоже нет. Ну, я вообще и близко не подходил к этим водам. Я, кроме окрестностей Эверры, ничего в своей жизни не видел… Я и не думал, что однажды… – Тут Ролан помрачнел – должно быть, вспомнил о сестре и матери, с которыми ему пришлось расстаться из-за всего, что случилось. Он вздохнул и сунул товарищу лепешку и кусок сыра. – Ешь давай, не глупи. Иначе я все сожру сам – а потом умру от жажды. Или от угрызений совести.