Мефодий Буслаев. Третий всадник мрака - Дмитрий Емец

– Все ложь от первого до последнего слова! – оскорбилсяХаврон. – Не сигареты, а шоколад! И никакой дороги в помине не было!..Максимум, что я делал – это предлагал соседям по подъезду сбегать за продуктамии сдачу оставлял себе. Но ночевал я при этом дома, на собственной мягкойподушечке, проплаканной вдоль и поперек.

– Никогда не замечала, чтобы ты плакал в подушку.

– Я плакал мысленно, без слез, сохраняя на лице суровое исерьезное выражение, – заметил Хаврон. – Я оплакивал все те вещи, которыеродители были не в состоянии купить. Девушек, которые доставались другим имногое иное, по внутреннему списку.

Эдя посмотрел на часы и внезапно засобирался.

– Но хватит тосковать! А то глаза будут красные. У меняделовое свидание с клиенткой, – заявил он.

– В одиннадцать-то вечера?

– А ты как хотела? Днем она скучает в какой-то конторе. Ивообще там запущенный случай. Девушке двадцать семь лет, а она до сих пор неумеет варить кофе в турке и готовить пельмени в электрическом чайнике так,чтобы они не приклеивались к спирали. Мы договорились, что я буду давать ейуроки социального выживания, – сказал Эдя и удалился с деловым видом.

Примерно через минуту Зозо услышала, как за ним закрылисьдвери лифта.

Зозо осталась одна. От нечего делать она зашла в комнату ивзяла с полки альбом старых фотографий. Вот Мефодий на утреннике в детскомсаду. Взгляд сердитый и недовольный. Картонная коробка с подарком досталась емус оторванной ручкой. Интересно, это не в тот раз у Деда Мороза загорелась еговатная борода?

А вот папа Игорь, бизнесмен без мозгов и печати, по меткомуопределению Хаврона, ведет сына на прогулку в парк. За поясом у Мефа меч впластмассовых ножнах, на шее автомат с батарейками. Вид крайне воинственный.

«Нет, – подумала Зозо. – Сейчас он изменился. Выкинулигрушки из головы, а все эти сабельки и подавно».

Вспомнилось: заскакивал Мефодий недавно в гости, попался емуна глаза кухонный ножик. Потрогал пальцем острие, хмыкнул и отложил.

Возвращая на место альбом, Зозо внезапно заметила, чторюкзачок Даф, который она сегодня забыла взять с собой, соскользнул с кроватина пол. Зозо наклонилась, чтобы вернуть его на место. Вернула и, сама не знаязачем, решила заглянуть внутрь. Распустила узел, потянула кожаный шнурок…Зазвенел колокольчик. Из рюзака вылетела ласточка и, задев мать Мефодия крыломпо лицу, скользнула в форточку. Зозо испуганно отпрянула, соображая, откудаптица могла взяться в рюкзаке и как у Даф хватило ума ее туда засунуть. Заодно ейприпомнилось, как Мефодий, когда ему было лет пять, упрятал соседского кота вморозильник. То ли в космонавтов играл, то ли в закаливание. Кота нашел Эдя,рывшийся в холодильнике в рассуждении чего бы перекусить. Бедная животинавыжила, но дрожала до старости, стоило Мефодию появиться на горизонте.

Поколебавшись немного, Зозо вновь взялась за шнурок,стягивающий горло рюкзака. Новых ласточек не появилось, зато из рюкзака повалилгустой фиолетовый дым. Он заволок комнату, проник в ноздри, и Зозо, в соответствиис цветом дыма, все стало вдруг фиолетово.

– Прямо магический чемодан какой-то! – подумала Зозо.

И именно в этот миг раздался звонок в дверь.

Решив, что это Даф, так как у Эди и Мефа были ключи, Зозозаметалась. Она вернула рюкзак на прежнее место, затянула шнурок и, напустив насебя служебно-казенный вид деловой колбасы, отправилась открывать.

Повернула замок, потянула дверь и оцепенела. Ворчливыеслова: «Ты в курсе, сколько сейчас времени? В следующий раз будешь ночевать налестнице!» – замерли у нее на губах.

На площадке стоял некто, чье лицо было скрыто букетом такихколоссальных размеров, что при некотором воображении им можно было париться вбане или подметать пол.

Зозо замерла в сладкой истоме. Примерно такой букетпредставлялся ей, когда она мечтала о новом замужестве и марше именикомпозитора Мендельсона. Но кто же прячется за букетом? Теперь это было самымпринципиальным вопросом. Сама того не замечая, Зозо начала делать головой нечтовроде боксерских нырков, пытаясь заглянуть по ту сторону счастья. Но, увы,букет был так велик, что за ним можно было узреть лишь светлые брюки и черныеблестящие ботинки с узкими носками.

– Вы, извиняюсь, в какую квартиру? – робко спросила Зозо,понимая, что одной этой канцелярской фразой выпала из рокового сценария великойлюбви.

Но – нет. В следующий миг букет уже был у Зозо в руках.Перед ней, улыбаясь пухлыми красными губами, стоял рыжий монарх в изгнании.

– Данила Данилович! – вскрикнула Зозо.

– Я не смог жить без вас, Зоя! – торжественно произнесгость.

Краснея, Зозо машинально попыталась сосчитать розы. Один раздошла до двадцати семи, другой раз до двадцати девяти и оба раза сбилась.

– Как вы узнали мой адрес? – спросила она.

– Мелочи! Для любящего сердца нет преград, – отмахнулсяроковой мужчина. – Зная номер телефона, адреса не узнает лишь ленивый… Выпозволите мне войти?

– У меня не прибрано! – сказала Зозо, послушно отодвигаясь.

– Ничего-ничего! Для меня и помойка хоромы, если на ней естьвы! – двусмысленно заверил ее Данила Данилович.

Пока Зозо пыталась осмыслить философский подтекст этойфразы, монарх в изгнании оказался в квартире и, бодро разувшись, самоуправнонашел тапочки. Зозо умилилась его мужественной решимости. А еще минуту спустямонарх в изгнании оказался в комнате.

– Тук-тук! Кто в теремочке живет? – сказал он, устремляяпроницательные глазки сперва на кровать Дафны и ее забытый рюкзачок, а затем нависевшую на стене фотографию Мефодия.

Это был странный снимок. На нем Мефодий, мало похожий насебя, смотрел исподлобья тяжелым и недовольным взглядом. Тем взглядом, которыйтак не любила Зозо. Именно после этого взгляда вспыхивали шторы, ломаласьмебель и спотыкались прохожие… Зозо сама не понимала, почему повесила на стенуименно эту фотографию. Должно быть потому, что она была больше остальных ихорошо вставала в рамку.

Фотография подействовала на Данилу Даниловича загадочнымобразом. Его спина сама собой склонилась в поклоне, а в глазах появилось нечтовроде почтительного страха.

– Ваш мальчик? – спросил он сладко.

Зозо суетилась у стола, пытаясь втолкнуть букет в теснуювазу, никак не желавшую вмещать розовое великолепие. Услышав вопрос, онаобернулась.