Фея придёт под новый год - Ната Лакомка

— Вы что это… — я оторвалась от стены и сделала несколько шагов, преграждая парню путь. — Вы сбежать решили? Тайком и ночью?

— Отойди и не зли меня, — огрызнулся он.

— Даже не подумаю, — я не сдвинулась с места, скрестив на груди руки. — А вам должно быть стыдно, любимчик отца и наследник. Крадетесь, как вор. Дайте, угадаю… Хотите уплыть на своей бригантине. В такой туман на это способны лишь непроходимые дураки.

— Не дураки, а отчаянные храбрецы! — рявкнул он. — Отойди, Лиззи, если не хочешь, чтобы я тебе шею свернул!

Голос он повысил зря. Потому что тут же раздалось ворчание госпожи Бониты, а потом — её шаги. Нас с Эйбелом припечатало к стене будто какой-то волшебной силой. Затаив дыхание, стоя плечом к плечу, мы переждали, пока госпожа Бонита распахнула двери своей комнаты и долго вглядывалась в темноту коридора.

— Тебя отец послал шпионить за мной? — сердито зашептал Эйбел, когда его тётушка скрылась в спальне.

— Случайно вас встретила, — ответила я сухо. — Неужели вы и правда сбежите? Мне казалось, отчаянные храбрецы не сбегают. Так поступают только самые последние трусы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Несколько секунд можно было только гадать — не придушит ли Эйбел меня прямо здесь.

— Послушай, ты, девчонка… — начал он с угрозой, но я его перебила.

— В отличие от вас, мастер Эйбел, — сказала я с преувеличенной вежливостью, — мне уже исполнился двадцать один год, и я вполне себе совершеннолетняя. А вам, если мне память не изменяет, совсем недавно восемнадцать стукнуло?

— Девятнадцать! — прорычал он.

— Неважно. В любом случае, вам ещё долго полагается находиться под отцовским крылышком.

— Говоришь, как курица, — фыркнул он, поудобнее забрасывая мешок на плечо. — Но тут и так всё ясно. Ты — женщина. Ты и понятия не имеешь, что значит свобода. А я… я не могу больше сидеть здесь. Меня зовет море! Любому свободному существу хочется лететь, а не сидеть… под крылышком.

Больше всего за эти слова моему свободному существу хотелось надавать Эйбелу пинков. Но вряд ли тут можно было решить дело силой. Бесполезно. Как и объяснять, что женщины мечтают о свободе ничуть не меньше, чем мужчины. Но для любого существа на первом месте должно быть слово «долг», а не «свобода».

— Эйбел, — произнесла я как можно спокойнее, — отец запретил тебе уезжать. И по-моему, это не прихоть. Ты нужен ему. Ты — наследник. Тебе надо быть опорой семьи, заботиться о младших. Если что-то случится с твоим отцом, то Нейтон слишком молод, он не справится.

— Да что с ним случится! — досадливо буркнул Эйбел.

Но с места он не двинулся, и я, понадеявшись, что это — путь к переговорам, продолжала, положив руку ему на сгиб локтя.

— Всякое бывает, Эйбел. Сегодня человек жив-здоров и на высоте положения, а завтра всё может измениться. Ты нужен своей семье, ты должен…

— Никому я ничего не должен! — взорвался он и дёрнулся из-под моей руки. — Я сбегу, но не стану протирать штаны в конторе! Я — мужчина, воин, а не писарь!

Если сейчас он бросится бежать, мне только и останется, что звать на помощь. Но прибавит ли это мира и сердечности? И заставит ли Эйбела передумать?

— Подожди, — я снова поймала его за локоть. — Не совершай ошибку! Говоришь, что мужчина, а поступаешь, как ребенок. Тайком бегут только трусы…

— Уже говорила! — ощерился он в темноте. — Лиззи, не беси меня. Вы все только и делаете, что бесите! И ты, и тётка, и отец…

— Отец желает тебе только добра.

— Если добра, то почему он запрещает мне уплыть?!

Мы стояли в темном коридоре, друг против друга, я держала за рукав верзилу, на голову выше меня, и которого я только чудом перехватила перед побегом из дома. Эйбел — не самый приятный человек. И если бы он уехал, насколько бы проще и легче мне жилось бы в этом доме. Но позволить ему сбежать?.. В ночь, зимой, когда морские пути так опасны?.. Когда господин Тодеу об этом узнает…

— Он сам в моем возрасте плавал по всем морям! — лихорадочно шептал Эйбел. — А мне приказывает сидеть в конторе! Я тоже хочу, как и он, покорять океан, увидеть дальние страны, быть представленным королю!.. Я поплыву прямо на запад, говорят, там есть неизведанные земли… Может, я стану там королем!..

— Твой отец в восемнадцать лет плавал? — из его пламенной речи я уловила только это.

— Он с шестнадцати лет в море! Сначала был юнгой, потом матросом, а потом стал капитаном! И ему не страшны были даже пираты! Король вызвал его в столицу и наградил медалью! На месте отца я бы поплыл к новым землям, совершал бы открытия, а… а не засел бы в этом гнилом Монтрозе!..

Для него Монтроз был тюрьмой. Как для меня — королевский дворец. Чем же был этот город для господина Тодеу? Тюрьмой? Тихой гаванью?..

— Иди спать, Лиззи, — сказал Эйбел уже мягче. — Я уже взрослый, и могу сам решать свою жизнь.

— Если ты взрослый, — произнесла я медленно и раздельно, — то докажи это. Останься и поговори с отцом, а не убегай, как вор, прихватив его деньги.

— Это и мои деньги! — чуть ли не крикнул он.

Госпожа Бонита опять заворчала в своей комнате, и мы с Эйбелом поспешно ретировались за угол.

— Ты прекрасно знаешь, что это не твои деньги, — я слегка придерживала Эйбела за рукав. — Их заработал твой отец. Чтобы обеспечить тебя, Ванессу, младших… Это называется кража, Эйбел.

Он некоторое время молчал, а потом угрюмо сказал:

— Нет, не уговаривай. Всё равно сбегу. Моя жизнь — это море. А здесь… Я умру здесь. Я тут дышать не могу. Я тут как в клетке. Ты не представляешь, что значит жить в клетке.

«Это ты этого не представляешь, молокосос», — ответила я ему мысленно.

— Сделаем так, — решительно заявила я. — Если для тебя вопрос стоит так серьезно, поговори с отцом. Объясни ему. Он любит тебя, он должен понять. Но не сбегай, Эйбел. Поступи по-мужски. Ведь когда ты поплывешь на корабле, и случится буря, сбежать не удастся. Докажи, что сможешь противостоять буре. Господин Тодеу сейчас один на маяке. Самое время поговорить без свидетелей и всё выяснить.

— Щебечешь-то ты красиво, — пробормотал он. — Но отец и слушать меня не станет… После этой бригантины даже видеть меня не хочет. Сходи к нему сама, Лиззи? — он даже встрепенулся. — Если кого он и послушает, то только тебя.