Королева Брунгильда - Брюно Дюмезиль

Решение Парижского собора, проникнутое отменным лицемерием, отражало всю ситуацию в королевстве. Гунтрамн не собирался больше делать уступок Сигиберту, но не желал вступать в открытое столкновение. Это был период ядовитых любезностей. Затрепетал сам Григорий Турский: как и Промот Шатодёнский, он получил епископскую кафедру от короля Сигиберта и был посвящен в сан, вопреки каноническому праву, Эгидием Реймским. Чтобы его читатель не сделал неприятного сопоставления обоих избраний, наш хронист умолчал о подробностях Парижского собора 573 г.[60] Но он затаил стойкую злобу на своего коллегу Сабауда Арльского, который когда-то погубил овернские войска, а теперь председательствовал на собрании, где унизили австразийских епископов.

Что касается мирного предложения, сформулированного Парижским собором, то его содержание неизвестно. Но короли отказались воплощать его в жизнь. Воспользовавшись разладом среди противников, Хильперик перешел в контрнаступление — несомненно в том же 573 году. Он послал своего сына Теодоберта захватить Тур, Пуатье и другие аквитанские города, и молодой принц выполнил свою миссию с успехом. Правда, тем самым последний оказался повинен в клятвопреступлении: десять лет назад, попав в плен в Суассоне, он пообещал более не наносить ущерба интересам Сигиберта.

Однако кара Господня заставила себя ждать. Король Австразии послал армию, чтобы захватить аквитанские города, но ее разгромили силы нейстрийцев. Герцог Гундовальд, который командовал походом, едва сумел спастись. Принц Теодоберт мог свободно продвинуться на юг и даже занять Лимож и Керси. Григорий обвиняет нейстрийцев в том, что они целиком разорили эти области, не щадя даже имуществ церкви или самих духовных особ. Если так и было, это признак, что Хильперик сомневался в своей способности удержать аквитанские города. Поэтому лучше было их разграбить и разрушить, чтобы ничего не оставить австразийцам, которые рано или поздно снова возьмут их под свой контроль.

До самого 573 г. Сигиберт ни разу лично не ступал на тропу больших династических столкновений. Он предпочитал славу, которую достигают, торжествуя над зарубежными варварами, очень спорной славе, которую можно было обрести, разоряя Галлию и истребляя франкских воинов других Меровингов. Тем не менее, узнав об опустошении городов Аквитании, он решил вмешаться. Поскольку Австразия потеряла добрую часть обычных войск во время похода герцога Гундовальда, король в 574 г. мобилизовал «племена, жившие по ту сторону Рейна». Под пером Григория Турского, скорей угодливым, это выражение представляло собой эвфемизм: ударные войска короля Австразии пришли из периферийных герцогств, то есть это были язычники, возможно, те самые саксы, которые уже послужили как наемники Сигиберту в Италии. Австразийцы явно не чурались союза с племенами идолопоклонников. В свое время репутация Брунгильды пострадает из-за подобных компромиссов.

Какой бы ни была религия солдат Сигиберта, они совершили чудо, разгромив нейстрииские армии. Гунтрамн даже встревожился из-за успехов, которые одерживал тот, кто номинально оставался его союзником, и во избежание худшего заключил с Хильпериком соглашение о взаимной обороне. Однако переменчивость короля Бургундии не следует объяснять, как иногда делали, его боязливостью. Гунтрамн всю жизнь демонстрировал глубокое политическое чутье. Просто в 574 г. он счел, что Хильперик должен остаться на политической арене, поскольку его присутствие исключало для Бургундии риск остаться один на один со слишком могущественной Австразией, которая рано или поздно попыталась бы воссоединить Regnum Francorum в своих интересах.

Перемены в политике Гунтрамна можно объяснить также в свете внешних опасностей, грозивших этому королю: в 574 г. лангобарды, устроив набег, сумели оккупировать Вале, занять альпийские ущелья и разграбить большой монастырь в Агоне. Спешно собранная бургундская армия сумела остановить их в Же, но ситуация оставалась крайне тревожной. Следовательно, при постоянной угрозе своим восточным границам Гунтрамн не мог выделить для междоусобной войны франков столько сил, сколько мог Сигиберт. Поскольку он не имел возможности захватить земли Хильперика, лучше было помешать это сделать и Сигиберту.

Даже если умеренность Гунтрамна была не лишена некоторого цинизма, он начал привлекать симпатии части епископата. Сам Григорий Турский, хоть и хранил верность Сигиберту, полагал, что франкским королям лучше было бы охранять границы, чем терзать друг друга в бесплодных столкновениях. Эта симпатия служителей церкви к королю Бургундии со временем будет только расти.

Тем не менее Гунтрамн не располагал достаточными средствами, чтобы защитить Хильперика. Австразийцы это знали. И в том же 574 г. Сигиберт пригрозил напасть на Бургундию, если Гунтрамн не откажется от своего оборонительного договора с Хильпериком и не даст австразийским войскам свободный проход через свои земли. Под угрозой оружия Гунтрамн был вынужден ограничиться строгим нейтралитетом в конфликте между его братьями. Эта дипломатическая победа открыла Сигиберту путь в Нейстрию, и армия восточных франков пошла на Париж. Хильперик счел, что в правильном сражении у него нет шансов, и предпочел переговоры. Он согласился вернуть Тур, Пуатье и другие аквитанские города, попросив только, «чтобы он [Сигиберт] никоим образом не ставил в вину жителям этих городов того, что Теодоберт в свое время несправедливо — огнем и мечом — заставил их подчиниться себе». Эти слова приводит Григорий Турский, хотя неизвестно, были ли они записаны в соглашении о переуступке или нет. В качестве епископа города, возвращенного австразийцам, наш хронист считал важным прежде всего искупить вину за то, что, вероятно, присягнул Хильперику на верность в течение года нейстрийской оккупации.

Договор 574 г. давал разным сторонам возможность выйти из дела с честью. Официальная уступка аквитанских городов Сигиберту была равносильна, если не по праву, то фактически, передаче Брунгильде утреннего дара Галсвинты. Возвратив себе эти земли, Сигиберт в глазах современников отомстил за свояченицу, восстановил честь жены и совершил блестящую политическую операцию. В свою очередь Хильперик был разорен, но сохранил жизнь и северную часть своего королевства. Что касается Гунтрамна, побывавшего и в том, и в другом лагере, он ничего не выиграл и ничего не потерял. Компромиссный мир — именно так Меровинги представляли себе справедливейшее политическое решение. Когда его удавалось достичь, в этом видели знак божественного покровительства Regnum Francorum. И как раз в знак небесного одобрения святой Мартин исцелил трех паралитиков в самый день подписания договора 574 г.

Если убийство Галсвинты было настоящим поводом для междоусобной войны, то после каких-нибудь четырех-пяти лет файды между Сигибертом и Хильпериком распря наверняка прекратилась бы. Но в этом деле честь служила в лучшем случае лозунгом австразийской пропаганды. Меровингским королям война прежде всего давала надежду на восстановление единства империи Хлодвига и Хлотаря I. Для их воинственной аристократии те же столкновения давали выход жажде приключений и богатств, никогда до конца не утоляемой. Но для многих свободных людей война прежде всего представляла собой нормальный род деятельности в теплое время года, приносивший за счет добычи ценное дополнение к доходам от обработки земли. Следовательно, правитель, не желавший начинать военные действия или доводить их до победного конца, вызывал подозрения, что он хочет разорить своих воинов. Поэтому после заключения договора 574 г. Сигиберту пришлось столкнуться с упреками со стороны воинов, которых он привел из-за Рейна. Для этих людей, прошедших очень долгий путь, чтобы наполнить свои карманы, мир, подписанный, когда они стояли у самых ворот Парижа, был катастрофой. Солдатня утешилась, разграбив деревни Иль-де-Франса. Сигиберт велел некоторых из них забить камнями для острастки, пообещав другим, что у них скоро будут новые возможности для обогащения.