Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена - Рейд Митенбюлер

из собачьих костей. Увы, он «не переносил» эту малопитательную жидкость и так исхудал, что родители всерьёз боялись за его жизнь. Путешественники дошли до такого крайнего отчаяния, что Кох попытался разрубить черепа съеденных собак, надеясь употребить в пищу их мозг. «Я с отвращением смотрел на него и просил этого не делать», – писал Фройхен.

Добравшись до мыса Седдон, путешественники смогли отдохнуть: у Навараны там жили друзья, и у них было заготовлено много мяса. К взрослым вернулись силы, однако Фройхен беспокоился, что лишения навечно оставили отпечаток на здоровье Мекусака. У мальчика и правда впоследствии нашли нехватку железа и нарушения развития, хотя и трудно сказать, развились ли они во время этого похода. Фройхен так или иначе чувствовал свою вину: Мекусаку отныне будет трудно поспевать за своими сверстниками – с годами всё труднее. По прошествии многих лет Фройхен напишет: «Никогда не прощу себе, что подверг мальчика лишениям, которые навсегда пошатнули его здоровье».

В Тасиусаке путешественники встретились с Расмуссеном и стали думать, что делать дальше. Фройхен склонялся к тому, чтобы вернуться в Туле: он надеялся, что там снова будет хорошая охота. Однако Расмуссен был не согласен: он считал, что «пусть лучше Наварана родит здесь и уже после возвращается домой».

Вот так Фройхен и узнал, что Наварана снова ждёт ребёнка. Он немного удивился, что Расмуссен узнал об этом раньше его самого, однако Наварана объяснила, что хотела сообщить новость Кнуду, пока тот снова не уехал в Данию. К тому же она не хотела взваливать дополнительную ношу на Фройхена, пока они в пути.

Супруги решили, что в самом деле лучше остаться в Тасиусаке, пока Наварана не родит. Всё шло хорошо, как вдруг Наварана подхватила пневмонию. Доктор из ближайшего поселения осмотрел её и предупредил, что болезнь может вызвать ранние роды. На следующий день, 15 марта 1918 года, Наварана родила здоровую девочку, которой дали имя Пипалук. Увидев её черты и цвет кожи, Фройхен уверился, что он – её биологический отец.

Проведя с дочерью всего несколько дней, Фройхен по просьбе Расмуссена один вернулся на торговый пост, чтобы поддерживать бизнес в хорошем состоянии. Он должен был провести там всё лето, а Наварана и дети поправят здоровье в Тасиусаке. Фройхену этот план совсем не нравился, он предпочёл бы не разлучаться с семьёй, но Расмуссен настаивал: им грозил гнев инвесторов. Он бы и сам поехал, да только ему пора было возвращаться в Данию, к своей собственной семье.

Фройхен мог бы провести с семьёй несколько счастливых месяцев – а пришлось жить одному в пустой фактории. Не играли в его доме дети, так что он страдал от тишины. Вдобавок новых поставок всё не приходило: немецкие подлодки всё ещё патрулировали Атлантику. Единственное утешение он находил в книгах – но и его скоро лишился, случайно потеряв все книги, кроме одной. Дело в том, что Фройхен как-то взял с собой на охоту всю свою библиотеку – небольшой ящик книг – и забыл их на дрейфующей льдине. Сохранилось только произведение под названием De Avignonske Pavers Forhold til Danmark («Взаимоотношения Авиньонского папства с Данией») авторства профессора Лауста Йевсена Мольтесена, датского историка церкви и впоследствии министра иностранных дел. Друг Фройхена Урвулак нашёл эту книгу в воде: остальные унесло в море. Обратно к Фройхену она попала пожелтевшей, разбухшей от воды, да к тому же измазанной в жире: Урвулак сушил её над масляной лампой, пока его любопытствующие родичи расправляли страницы.

Две вещи вызывают вопросы: зачем Фройхен потащил с собой на охоту всю свою библиотеку – и откуда в его коллекции книга по истории церкви? Фройхен не был особенно религиозен, он, скорее всего, был агностик, открытый духовным практикам, но с подозрением относящийся к организованной религии. Пожалуй, книгу эту он приобрёл, потому что читал всё без разбора и ко всему относился с любопытством. Так или иначе, он был рад, что у него осталась хотя бы одна книга, и так часто её перечитывал, что чуть ли не выучил наизусть.

К сожалению, одиночество и компания слишком серьёзной книги начали пагубно влиять на душевное здоровье Фройхена. Его одолела одержимость: он снова и снова перечитывал одни и те же страницы. «Я не мог оторваться от книги, хотя меня уже воротило от неё», – вспоминал он. Вскоре он изобрёл читательские игры и играл в них сам с собой: вспомнить как можно больше из книги наизусть, прочесть всю книгу как можно быстрее (рекорд – четыре с половиной дня) и другие. «Я словно жил в горячечном кошмаре, – вспоминал Фройхен. – Вскоре я люто возненавидел пап, как наркоман ненавидит морфий, без которого не может жить. Ненависть моя была ожесточённая, но скоро она перекинулась с пап на автора». Фройхен убедил себя, что Лауст Йевсен Мольтесен нарочно написал эту книгу, чтобы мучать его. Безумие угрожающе кружило над ним, как хищная птица над добычей. Вскоре он уже воображал, что сделает, если встретится с Мольтесеном лично. Оскорбит его? Ударит? Убьёт? (Через много лет Фройхен получит ответ на свой вопрос, неожиданно сев рядом с Мольтесеном на каком-то банкете. Никто не пострадал: они просто вежливо поговорили о пустяках. Фройхен сказал Мольтесену, что читал его книгу, и дальше не стал распространяться.)

Осенью Фройхен воссоединился со своей семьёй в Тасиусаке и всех застал в хорошей форме: Мекусак уже болтал без умолку, Пипалук была здорова, Наварана продолжала учиться читать и писать. И всё же Фройхена ждал один сюрприз: к нему явился датчанин по имени Еппе Нюгорд и жизнерадостно заявил, что явился сменить Фройхена на торговом посте. Расмуссен решил пригласить Фройхена с семьёй на год «каникул» в Копенгаген.

Фройхен не знал, что это уже давно планировалось. Их с Расмуссеном инвесторы задались вопросом, не Фройхен ли является причиной недавних убытков. Не изживает ли в нём капиталиста пристрастие к общинному образу жизни инуитов? Расмуссен пытался выгородить друга, но многого не добился. К тому же он всё больше беспокоился за состояние Фройхена. Инуиты из Туле рассказали ему, что Фройхен ведёт себя непредсказуемо, страдает от жестоких скачков настроения, да к тому же одержим странной книгой. Некоторые уже боялись Фройхена, и Расмуссен беспокоился, что его друг «совсем зачах». Он надеялся, что поездка в Данию вместе с семьёй поправит душевное здоровье Фройхена.

Самому Фройхену идея не слишком понравилась, но он всё же не стал спорить. В конце концов, это было к лучшему, да и Наварана очень обрадовалась, услышав, что они отправляются в далёкое путешествие. Настала