Курт Сеит и Шура - Нермин Безмен Нермин

Сеит тронул его за плечо и успокоил:

– Хорошо, Актем, встань. Если я могу что-то сделать для тебя, я сделаю.

Извозчик неловко встал, все еще не веря своей удаче. Он продолжал перечислять, что сделает для Сеита, чтобы убедить его:

– Я все буду делать, что скажете. Я буду вашим рабом. Я буду носить вам дрова. Я буду чистить вашу печь, топить ее, чинить ее. Я буду передавать ваши письма, носить вам газеты. Я сделаю все, что попросите.

Сеит хотел успокоить его:

– Хорошо, Актем, я понимаю тебя. Тебе не надо делать всю работу по дому, и тебе не придется спать в коляске. Прямо за входной дверью есть кладовые, ты можешь устроить одну для себя. Тамара покажет, что делать. Можешь оставаться здесь.

– Спасибо вам, господин Эминов! Буду молить Аллаха, чтобы все, к чему вы прикасаетесь, превращалось в золото. Никогда не забуду вашу доброту.

Извозчик был так благодарен, что не переставал кланяться. Сеит не знал, почему он взял на работу человека, которого видел всего несколько раз в жизни и который только несколько раз возил его.

На двенадцатый день марта большая часть города была захвачена революционерами. В тот же день депутаты Думы, представлявшие различные политические и идеологические фракции, встретились, чтобы обсудить возможности решения ситуации, а революционно настроенные главари рабочих запустили давно разработанный план.

В ту же ночь лидеры рабочих группировок, организаторы забастовок и комитетов, через которые распространялось оружие для забастовщиков, а также двести пятьдесят социалистов – депутатов Думы собрались вместе, чтобы создать первый Совет. Эти депутаты первого Совета имели разные взгляды на будущее революции. Они боялись, однако, что растущее число их сторонников рассеется, если революция не произойдет. Они хотели немедленного результата. То, что вскоре они могли столкнуться не просто с бедностью, а с настоящим голодом, если не возьмут дело в свои руки, ставило в опасное положение все дело революции. Они практично решили отложить свои разногласия, чтобы разобраться с ними потом, и создали сильный Центральный Комитет. Они не хотели давать Думе возможности противодействовать. Их первой целью было взять под контроль склады с продовольствием. И это было только начало.

Члены Думы тоже видели выход в республике, но не хотели свержения царской семьи. Они понимали, что невозможно сохранить трон для нынешнего царя Николая II, но великий князь Михаил мог бы править как регент до тех пор, пока царевич не вырастет. Гучков и Шульгин, оба члены правого крыла Думы, посетили царя в Пскове. Они пытались убедить его отречься в пользу его сына и тем обеспечить будущее династии. Когда эта последняя попытка примирения оказалась безрезультатной, трехсотлетнее правление династии в России было обречено.

В ранний час той же ночи Татьяна Чупилкина оказалась в доме Сеита. Актем впустил ее и проводил наверх. Она рыдала как ребенок. Ее слезы стекали по театральному гриму, черная тушь текла по розовой пудре на щеках. Ее шляпка сбилась, открывая белокурые локоны. Она выглядела как маленькая девочка, у которой отняли игрушку. Она бросилась к Сеиту:

– Ах!.. Сеит, ты не знаешь, что случилось со мной, здесь для нас больше нет жизни… ты не можешь представить, что случилось со мной сегодня вечером.

Немного позже, умывшись и успокоившись, прихлебывая заваренный Тамарой чай, она рассказала, что произошло с ней на выходе из Мариинского театра:

– В последнее время у нас было немного зрителей на представлениях. Сегодня, как обычно, мы танцевали почти перед пустым залом, зрителей было мало, они вели себя тихо. После финала мы закрыли занавес и пошли в гримерные. Затем мы услышали голоса, потом крики. Голос несчастного Бориса до сих пор звучит в моих ушах. Он был… нашим швейцаром…

Татьяна так разволновалась, что снова заплакала. Достала из сумочки красиво вышитый платок. Она вытерла слезы с глаз и щек, затем утерла нос и продолжила:

– Сегодня на Мариинский напали хулиганы, мы разбежались, спасая жизни. Боже мой! Как мы дошли до этого? Все кончено, Сеит, Мариинскому театру конец. Я не могу вернуться туда.

– Ты можешь поехать к своей семье в Москву? Там тебе будет безопаснее, чем здесь, в Санкт-Петербурге. Извини, в Петрограде! Но сначала надо дождаться, пока все уляжется.

– Я не знаю, что происходит.

– Никто не знает.

Молодая женщина почувствовала себя лучше, ее сердце успокоилось; казалось, беды отступили. Она поправила волосы рукой и собралась уходить. Она подставила щеку Сеиту для легкого поцелуя. Внезапно что-то вспомнила:

– Ах! Какая же я глупая! Прости, милый Сеит! Совсем забыла! Тебе письмо от Шуры. Не знаю, когда оно отправлено, но я получила его сегодня утром.

Она положила мокрый от слез платок в сумочку, достала сложенный конверт и передала его Сеиту:

– Надеюсь, все хорошо. Если я могу что-то сделать, пожалуйста, дай мне знать.

По пути к выходу она остановилась и спросила:

– Сеит, ты слышал что-нибудь о Джелиле?

– Нет, не слышал. Но, я уверен, с ним все в порядке. Не беспокойся.

Актем отвез Татьяну домой – впервые выехав из дома с тех пор, как он был принят на работу.

Сеиту сразу стало лучше. Бессонные ночи теперь были позади. У него были новости от Шуры. Он в нетерпении разорвал конверт. Письмо было коротким, оно явно было написано второпях. Не будучи уверенной, что письмо попадет к адресату, молодая женщина была краткой, но слова, которые она выбрала для него, были полны любви.

Сеит улыбнулся. Затем перечитал письмо снова. Затем почувствовал боль. С ногой было неважно, она вся распухла и болела больше, чем когда-либо. Он взял пару пилюль, которые доктор дал ему после операции, и лег в постель. От пилюль его потянуло в сон. Как давно он не был с женщиной? Он попытался вспомнить тех, с кем занимался любовью. Одна за другой они вставали у него перед глазами. Баронесса, которая дала ему первый урок, рыжая дама у Моисеевых… Затем он перебрал с десяток блондинок, брюнеток, худых, пышных женщин, женщин с маленькой аккуратной грудью, женщин с полной грудью… По мере того как лекарство действовало, его веки тяжелели. Последнее, что он вспомнил, было письмо Шуры, и он провалился в сон с любовью в мыслях.