The One. Единственный - Джон Маррс

– Может быть, – согласилась та. – Но я очень удивилась, когда ты сказала, что ты являешься его ДНК-парой. Рич всегда заявлял, что ни в коем случае не станет проходить этот тест.

– В самом деле?

– Он сказал что-то типа того, что любой мужчина по натуре охотник, в том числе и за женщинами, и что жизнь без риска вообще не жизнь. И никто никогда не прикажет ему, кого он должен любить.

– А если он передумал?

– Возможно, но лично я сомневаюсь.

Мэнди откинулась на спинку стула и уставилась в стол. Мысленный портрет Ричарда, который она за эти месяцы нарисовала с помощью Пэт и Хлои, начал тускнеть и меркнуть.

– Мне кажется, в глубине души я знала, что Рич не мой мужчина, – продолжила Мишель. – Я читала о том, что испытывает человек, встречая свою ДНК-пару, и со мной ничего подобного не было. Но он был неплохой парень, и нам было весело вместе. И… могу я быть с тобой честной?

– Пожалуйста.

– Только не подумай, что я ревную к тому, что вы с ним ДНК-пара или что там еще… Но сложись все иначе, независимо от того, сколь сильно вы ни любили бы друг друга, я все равно уверена, что Рич не из тех, кто кладет все яйца в одну корзину. Он изменял бы тебе.

– Неужели? – спокойно ответила Мэнди. – Мне кажется, это в тебе говорит обида.

– Честное слово, нет. Просто он обладал вольным духом. Ему хотелось колесить по всему свету. Семья, дети – все это было в самом конце списка его желаний. По большому счету, он не очень-то их и любил.

– Он не любил детей?

– Ага. Они раздражали его. Однажды мы даже ушли из ресторана, не съев наш ужин, потому что за соседним столиком был детский праздник. Дети бесили его. Он даже сказал – хоть и признался, что ему стыдно за себя, – что даже рад, что у его сестры нет детей и не нужно притворяться, будто ему нравится быть рядом с ними.

– Тогда почему он сохранил свою сперму? Пэт и Хлоя сказали мне, что он мечтал иметь собственную семью.

Мишель сделала большие глаза.

– Ты знаешь Пэт и Хлою?

Мэнди кивнула.

– Тогда послушай моего совета: держись подальше от них. Это пара чокнутых баб. Неудивительно, что Рич отказывался меня с ними знакомить.

– Чокнутых баб? Но почему? Что такого они тебе сделали?

Мишель придвинулась ближе к Мэнди. Голос ее был тихим, лицо – серьезным.

– Ты не поверишь… Через несколько недель после той аварии они выяснили, кто я и что мы с ним встречались, и заявились ко мне домой. Разговор начался почти как этот – мол, они хотят узнать больше о Ричарде, чего, возможно, не знали, – но к концу вечера они предложили мне его сперму, чтобы я родила его ребенка. Видимо, сбрендили.

Каждый волосок на затылке Мэнди встал по стойке «смирно».

– Они хотели, чтобы ты родила его ребенка? – тихо переспросила она.

– Хотели? Требовали. Это был самый идиотский разговор в моей жизни.

Мэнди сжала кулаки. Она отказывалась поверить в услышанное и пыталась глубоко дышать, чтобы не поддаться панике.

– Когда я сказала «нет», они слегка… не знаю… сменили тактику и даже предлагали мне деньги, чтобы покрыть все расходы, – продолжила Мишель. – Они всё заранее продумали и даже сказали, что до родов я могу переехать к ним. Это продолжалось неделями – звонки, сообщения, письма… В конце концов я пригрозила пойти в полицию, если они не оставят меня в покое, и тогда они отвязались от меня. Но все равно эта история оставила неприятный осадок, и поначалу я не хотела встречаться с тобой.

– Думаю, это понятно, – сказала Мэнди, отчаянно пытаясь найти им оправдание. – Вероятно, они так сильно горевали о смерти Ричарда, что у них поехала крыша.

– Горевали? О смерти Ричарда? – растерялась Мишель. – Кто сказал тебе, что Рич мертв? Он очень даже жив.

– Господи, сколько же ты весишь? – задыхался Кристофер, таща Номер Двадцать по коридору в кухню.

Он был крепким мужчиной, но сейчас чувствовал, как капли пота на лбу впитывались в его балаклаву. Фотографии в профиле не отражали истинных габаритов. Даже когда однажды днем, ведя предварительную разведку, Кристофер ходил следом за ней по магазинам, то решил, что она натянула на себя несколько слоев одежды, потому что на улице слишком холодно. Но в тепле ее дома оказалось, что она – девушка далеко не худенькая.

Необычная планировка ее двухэтажной квартиры означала, что кухня располагалась на втором этаже, над спальнями, отчего Кристофер был вынужден адаптировать и изменить алгоритм убийства. Как только бильярдный шар упал на виниловый пол рядом с ее спальней и она вышла посмотреть, что случилось, он, как обычно, набросил ей на шею проволоку. Та исчезла в складках ее кожи. Тогда Кристофер дернул сильнее, и она потеряла равновесие. Ее вес отбросил его к стене, отчего две картины в рамках упали на пол. Там он и остался, прижатый ее весом к стене, используя каждую каплю силы, чтобы удержать их обоих в вертикальном положении и не рухнуть на пол, как то было с Номером Девять, укусившей его за большой палец. При этом пережал ей обе сонные артерии, которые несли кровь от ее сердца к мозгу. На его счастье, Номер Двадцать уже через минуту потеряла сознание. Но потребовалось еще три минуты, прежде чем она окончательно перестала дышать.

Номер Двадцать отняла у Кристофера всю энергию; натруженные бицепсы и предплечья болели. Дав себе небольшую передышку, чтобы восстановить силы, он надел ей на голову и шею пластиковый пакет, закрепил его резинками и, взяв за запястья руками в перчатках, потащил ее по коридору, мимо гостиной и вверх по лестнице в кухню. Преодолев треть пути наверх, сделал остановку, чтобы отдышаться, и наконец симметрично выложил ее тело на кухне.

Потребность Кристофера в порядке диктовала, что каждое тело должно лежать абсолютно в том же положении, в одном и том же помещении – в кухне. Он не планировал это с самого начала, просто получилось так, что в домах первых трех девушек в кухне имелась ниша – идеальное место, чтобы затаиться и ждать. Убийство Номера Четыре состоялось в столовой, и он оставил ее там, вплоть до того момента, когда уже уходил. Но знал: весь остаток ночи, а затем весь завтрашний день и вплоть до следующего убийства его будет раздражать тот факт, что, оставив ее в столовой, он тем самым сделал ее исключением из правила. Что было совсем не так – Кристофер относился к каждой из них с одинаковым неуважением.

Сняв с ее головы пластиковый пакет, предназначенный удержать капли крови из раны на шее, он поправил на ней одежду, чтобы не было никаких складок, указывающих на то, что, прежде чем придать ей нужное положение, ее откуда-то волокли. Затем взял валик для ворса и основательно прошелся им по ее одежде, убирая любые посторонние волоски, которые могли выпасть из-под его балаклавы или из его бровей и ресниц.

Затем, вооружившись пластиковым баллончиком с люминолом, проделал обратный путь из кухни вниз. При соприкосновении с железом в крови это вещество испускало голубое свечение, что позволяло Кристоферу обнаружить ее следы, если таковые оставались. Наконец он протер все вокруг антисептическими салфетками и, вернув на стены картины, напоследок еще раз прошелся по своему ментальному списку.