Незваный гость - Б. П. Уолтер

мне показалось, что Мэттью говорил обо мне. В конце концов, в юности мне и самому не были чужды любовные связи за конюшнями. Но потом до меня дошло. Он говорил про Джонни Холдена.

– Просто оставь меня в покое, – сказал Титус, в его голосе слышались подступающие слезы.

Он повернулся, чтобы уйти от нас к Пиппе, которая застыла на краю этой странной сцены, явно не зная, следует ли ей подождать, чем дело кончится, или искать убежища от ярости.

– О нет, – сказал Мэттью. Он снова схватил Титуса, твердо развернув мальчика. – Мы уезжаем.

К моему удивлению, Титус особо не сопротивлялся. Изо всех сил сдерживая слезы, он вытер глаза тыльной стороной руки и позволил увести себя. Я открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь Пиппе, которая все еще таращилась на нас, но не смог ничего придумать. Я лишь слабо улыбнулся ей, затем последовал за Мэттью и Титусом по газону обратно к дому.

Мы успели добраться до вестибюля, прежде чем нас остановили.

– Чарльз? Мэттью? Вы куда?

Я оглянулся. Мама торопилась перехватить нас до того, как мы выйдем за дверь.

– Я думаю… Я боюсь, мы уезжаем. Мэттью не очень хорошо себя чувствует.

Я показал на него, но он уже спустился по ступенькам на подъездную дорожку и приказывал одному из молодых людей у входа подогнать нашу машину.

Мама пристально посмотрела на меня, ее глаза шарили по моему лицу, пытаясь понять, что не так.

– Ты выглядишь… напряженным. Что-то случилось?

Я оглянулся на ступеньки и дорожку. Титус и Мэттью стояли по-отдельности в ожидании машины, Титус сердито пинал гравий.

Мама тоже их увидела.

– Что происходит? Титус в порядке? Он выглядит расстроенным.

Я покачал головой:

– Все хорошо. Он… просто напряженный день.

Мама выглядела справедливо озадаченной моими словами. Хруст гравия объявил о прибытии нашей машины, за ним последовал звук открывающихся дверей.

– Чарли! Быстро! – крикнул Мэттью.

– Извини, мне надо идти, – сказал я маме. – Это просто Мэттью. У него болит голова или что-то такое.

Я отвернулся от нее и начал спускаться по ступенькам.

– Если ему так плохо, может, не стоит садиться за руль?

Голос не принадлежал моей маме. Это сказал кто-то другой. Я обернулся. Из дома вышла Рейчел с бокалом шампанского в руке. Что-то в ней моментально насторожило меня. До некоторой степени так было всегда, но сегодня будто усилилось. Ее глаза блестели, лицо было внимательное и любопытное, и у меня появилось странное ощущение, что она понимает в происходящем больше, чем любой из нас.

Решив игнорировать ее, я повернулся к маме и сказал:

– Прости. Я позвоню тебе позже.

Я отвернулся, спустился по ступеньками и сел в уже заведенную машину. Мэттью ничего не говорил, пока я закрывал дверь и пристегивался; он просто быстро развернул машину и разогнал ее до скорости, которая казалась превышающей. В зеркале заднего вида я видел, как мама вернулась в дом. Но другой силуэт на несколько секунд задержался на верхней ступеньке.

Рэйчел стояла на фоне особняка Эштонов, залитого потусторонним светом алого заката, и смотрела, как мы уезжаем.

__________

Поездка домой выдалась напряженной и полной ругани Мэттью и Титуса, которые кричали и огрызались друг на друга. На по-настоящему опасную почву это зашло, только когда Мэттью снова упомянул биологического отца Титуса. Титус, который настаивал, что со стороны Мэттью было очень неправильно прерывать его секс с Пиппой, сказал, что это «лицемерие» и что он уверен, что мы оба в свое время поступали и хуже. Я увидел, как побелели суставы Мэттью, когда он стиснул руль и ответил:

– Я просто хотел бы, чтобы ты контролировал себя во время семейных выходов. Мы были на годовщине свадьбы Эштонов, а не на школьной тусовке в каком-нибудь клоповнике.

Титус фыркнул:

– Теперь ты говоришь как сноб.

– Я также заметил, что ты был без презерватива. Как можно быть таким глупым? Ты же смышленый, умный, здравомыслящий. Ты понимаешь, как рискуешь?

В зеркало я увидел, как Титус покраснел.

– Я серьезно не думаю, что у Пиппы ВИЧ или…

– Я говорю не про чертовы ЗППП, я говорю про беременность. Вот так и совершаются ошибки. Ошибки, способные сломать жизнь. Молодые люди ведут себя безответственно, совокупляясь без защиты…

– Ты имеешь в виду ошибки вроде меня? – теперь Титус кричал, и из его глаз выкатилось несколько слезинок. – Ты говоришь, что из-за того, что я веду себя как любой мальчик моего возраста, я каким-то образом вырасту в плохого наркомана, как мой отец? То есть ты думаешь, было бы лучше, если бы я никогда не рождался?

– Да Бога ради, я говорю не это, – сказал Мэттью и резко вильнул машиной, так что пришлось быстро реагировать, чтобы остаться на своей полосе.

– Останови на обочине, когда будет можно, – твердо сказал я.

– Что? – спросил он, бросив на меня взгляд, словно только что вспомнил о моем существовании.

– Я серьезно. Тебе нельзя за руль, когда ты так злишься.

Через несколько минут мы поменялись местами и продолжили нашу поездку в тишине, нарушаемой разрозненным шмыганьем Титуса, у которого был зажатый вид человека, старающегося не заплакать в открытую.

Меня беспокоило, когда мы с Мэттью наконец найдем время поговорить наедине, чтобы докопаться до причины, вынудившей его так отчаянно стремиться покинуть праздник еще до того, как разразилось все это дело с Титусом. Но возможность представилась быстрее, чем я ожидал. Стоило нам повернуть на Карлайл-сквер и заглушить двигатель, Титус вышел из машины и сказал, что идет спать и не хочет разговаривать. И протопал по ступеням на верх, не успели мы закрыть входную дверь.

Мэттью повернулся ко мне, теплый свет из коридора упал на его гладкую, идеальную кожу. Мне внезапно захотелось подойти к нему, обнять, сказать, что, чтобы ни случилось, все как-нибудь утрясется. Но я этого не сделал. Что-то меня остановило. Может быть, это потому, что я чувствовал, как меняется все между нами. А теперь я чувствовал, что мне откроется что-то судьбоносное.

– Идем в гостиную, – тихо сказал он.

Я последовал за ним, и, когда мы вошли, Мэттью включил настольную лампу. Он сразу прошел к столику с бутылками и налил себе большую порцию виски, выпил залпом, затем налил еще. Мне он не предложил. Он принялся мерять шагами комнату, пошатываясь, как будто уже напился, видимо, пытаясь внутренне собраться, обрести какую-то внутреннюю силу, усмирить внутреннее смятение достаточно, чтобы сказать то, что требовалось.

– Всему конец.

Он сказал это, не отрывая глаз от ковра, и сделал еще глоток виски. Я сел на диван.

– Пожалуйста, просто