Божьи воины - Анджей Сапковский

— Многовато нас для карт, — заметил Батя. — А пусть поиграютвсе. Предлагаю кости. По крайней мере для начала.

— В кости? В благородное tessarae. Клиент — наш хозяин. Яготов в любую игру...

— Особенно, — бросил без юмора Иштван Сеци, — в кости,которые у тебя в руке. Не считай нас идиотами, друг.

Хунцледер неискренне засмеялся, кости, которыми баловался,характерно желтые, он бросил в кубок, тряхнул. Руки у него были маленькие,крепенькие, пальцы короткие, толстоватые. Его руки были полной противоположностьютому, что ассоциировалось с руками шулера и страстного игрока. Но в деле — чтоуж тут говорить — были хороши, шустрые как белочки.

Брошенные ловким движением из кубка желтые кости катилисьнедолго, обе упали шестерками кверху. Продолжая кривить лицо в притворнойулыбке, Хунцледер собрал кости, проделав это одним молниеносным движением,словно ловил муху со стола. Резко тряхнул кубок, бросил. И снова двойная sextastantia, дважды по sex puncti. Бросок. Два раза по шесть очков. Бросок. То жесамое. Сотник снова выругался.

— Это была, — усмехнулся Хунцледер покрытой оспинамиполовиной лица, — всего лишь шутка. Этакая маленькая шуточка.

— Действительно, — ответил усмешкой Шарлей. — Маленькая, носо вкусом. И забавная. Однажды в Нюрнберге я был свидетелем, как за точно такуюшуточку при игре на деньги шулеру сломали обе руки. На каменном порожке, припомощи кузнечного молота. Мы усмеялись до слез, поверьте.

Глаза Фридуша Хунцледера неприятно разгорелись. Но онсдержался, снова ухмыльнулся рябоватой физиономией.

— Шутка, — повторил он, — это шутка. Шуткой и должнаостаться. Для игры мы возьмем другие кости. Эти я убираю...

— Но не в карманы, сто чертей, — буркнул Манфред фон Сальм.— Клади их на стол. В качестве наглядного пособия. Время от времени мы будем сними сравнивать другие.

— Как желаете, как желаете. — Шулер поднял руку, показывая,что согласен на все, все принимает и что клиент — его господин. — Какая игравам нравится? Пятьдесят шесть? Шестерки и семерки?

— А может, — предложил Шарлей. — Glukhaus?

— Пусть будет Glukhaus. Шевелись, Йежабек.

Йежабек протер рукавом доски стола, начертил на них меломразделенный на одиннадцать полей прямоугольник.

— Готово, — потер руки Хунцледер. — Можно ставить... А ты,брат Беренгар? Не почтишь нас? Жаль, жаль...

— Маловато искренности в твоем сожалении, брат. — БеренгарТаулер постарался сказать это так, чтобы «брат» прозвучал совсем не по-братски.— Ты ведь не можешь не помнить, как в прошлую субботу ощипал меня как гуся насвятого Мартина. Из-за отсутствия денег я посижу, посмотрю на живые картины,порадуюсь кубку. И может, беседе, потому как Рейнмар тоже, вижу, не стремится вкости...

— Ваша воля, — пожал плечами Хунцледер. — Для нас же,панове, план таков: вначале поиграем в кости. Потом, когда нас приуменьшится,сыграем в пикет или в другой ludus cartularum. А по ходу игры будетпредставление, часть, значит, художественная. Фортуна, ждем тебя!

Некоторое время от стола доносились в основном ругань, стуккидаемых на стол монет, грохот accozzamento, стук костей, катающихся по столу.

— Насколько я знаю жизнь, — Беренгар Таулер отхлебнул изкубка, — Амадей проиграет за три пачежа и вернется сюда. Так что если у тебяесть что сказать мне по секрету, то давай.

— А почему ты думаешь, что есть?

— Интуиция.

— Ха. Ну ладно. Замок Троски, на Йичинском Погорье, вблизиТурнова...

— Я знаю, где находится замок Троски.

— Бывал там? Хорошо знаешь?

— Бывал неоднократно, знаю отлично. В чем дело?

— Мы хотим туда попасть. Беренгар снова отпил из кубка.

— С какой целью? — спросил он, казалось, равнодушно.

— Да так себе, смеха ради, — так же равнодушно ответилРейневан. — Такая у нас фантазия и любимое развлечение: попадать в католическиезамки.

— Понимаю и больше вопросов не имею. Значит, Шарлейделикатно напоминает мне о моем долге. Таким путем я могу сровнять счет? Ладно.Подумаем.

— То есть да или то есть нет?

— Значит, подумаем. Эй, Маркетка! Вина, будь добра.

Ему налила рыжая, веснушчатая, с мертвым лицом и пустымиглазами. Однако эти недостатки красоты с лихвой перекрывала фигура. Когдадевушка отходила от стола, Рейневан не мог удержаться, чтобы не смотреть на ееталию и бедра, истинно гипнотизирующе покачивающиеся в легком танцевальномдвижении.

— Вижу, — улыбнувшись, заметил Таулер, — притягивает твойглаз наша Маркетка. Наша живая картина. Наша адамитка.

— Адамитка?

— Выходит, ты ничего не знаешь. Шарлей не говорил? А может,ты вообще не слышал об адамитах?

— Так, кое-что. Но я силезец, в Чехии всего два года.

— Закажи себе что-нибудь выпить. И сядь поудобнее.

— Когда произошел чешский переворот, — начал БеренгарТаулер, когда Рейневана уже обслужили, — возникла солидная группа чудаков исумасшедших. В 1419 году по стране прокатилась волна религиозной истерии,сумасшествия и мистицизма. Повсюду кружили бесноватые пророки, пугая концомсвета. Люди бросали все и толпами шли в горы, где ждали второго пришествияХриста. На всем этом вылезли на свет старые, забытые секты. Из темных угловвыползли разные хилиасты, адвентисты, никоалиты, патерниане, спиритуалы,вальденсы, бегарды, хрен их знает, кто еще. Считать не пересчитать.

За столом начался бурный спор, пошли в ход разные слова, втом числе и скверные. Громче всех кричал Манфред фон Сальм.

— Ну и началось, — продолжил Таулер, — проповеди,пророчества, вещания и апокалипсисы. Дескать, надвигается Третий Век, а преждечем он начнется, старый свет должен погибнуть в огне, А потом Христос вернетсяво славе, наступит Царствие Божие, воскреснут святые, злые неотвратимо пойдутна вечные муки, а добрые будут жить в райском счастье. Все будет общее,исчезнет всякая собственность. Уже не будет богатых и бедных, не будет нужды ипритеснения. На земле воцарится всеобщее благоденствие, счастье и мир. Не будетнесчастий, войн и преследований. Некому будет нападать на другого илипринуждать его ко греху. И никто не станет возжелать жены ближнего своего. Ибожены тоже окажутся во всеобщем использовании.