Марианна. Книги 1-6 - Жюльетта Бенцони

особой, достойной своего имени, во всяком случае, старый революционер довольно непринужденно носил свой герцогский титул.

По-прежнему с заложенными за спину руками, Фуше начал медленно прохаживаться по комнате, ожидая рассказа девушки. Поскольку ничего не происходило, он в конце концов остановился перед ней, и слегка наклонившись, спросил язвительным тоном:

— Ну так что же? Не получается? Совсем недавно вы среди ночи гнали достойных сестер разыскивать меня, а теперь, когда я здесь, вы не можете и слова вымолвить. Может быть, мне помочь вам?

Марианна посмотрела на него полным боязни взглядом.

— Если это вам не составит труда, я была бы рада, — сказала она откровенно. — Я не знаю, с чего начать.

Это простодушное признание вызвало улыбку у министра. Он взял стул и уселся против нее.

— Да будет так! Должен признать, что в вашем возрасте не привыкают к полицейским допросам… Как вас зовут?

— Марианна Анна Елизавета д'Ассельна де Вилленев.

— Итак, вы эмигрантка. Это серьезно!

— Но мне было всего несколько месяцев, когда, после смерти на эшафоте моих родителей, меня отвезли в Англию.: к тетке, единственной близкой родственнице, которая у меня осталась. Можно ли в таком случае считать меня эмигранткой?

— По меньшей мере можно сказать, что вы эмигрировали не по своей воле. Продолжайте. Расскажите мне всю вашу историю.

На этот раз Марианна ни мгновения не колебалась. Никола рекомендовал ей полную откровенность в отношениях с герцогом Отрантским. Конечно, в письме все было подробно изложено, но раз уж упомянутое письмо осталось в «Золотом Компасе» или вообще пропало, надо будет исповедаться во всем без утайки. Что она и сделала.

Когда она закончила, то с удивлением увидела, как ее собеседник порылся в кармане и вытащил бумагу, которую она сразу узнала. Это было письмо Никола Малерусса. Фуше с полуулыбкой помахивал им, зажав в кончиках длинных худых пальцев.

— Но, — у Марианны перехватило дыхание, — это же мое письмо? Зачем вы заставили меня рассказать все, раз вы уже знали об этом?

— Чтобы проверить, не солжете ли вы мне. Испытание удовлетворило меня, юная дева, именно потому, что я уже ознакомился с письмом.

— О! Я понимаю. Должно быть, жандармы обыскали мою комнату. Они нашли письмо и отдали его вам.

— Право нет! Они и не думали! Это их не заботит. Все гораздо проще: ваш багаж принес мне в министерство с первыми лучами солнца некто, присутствовавший при вашем аресте и высказавший по этому поводу свое негодование.

— Это добряк Бобуа! Как это мило с его стороны. Он ничего…

— Да перестаньте плести вздор! Кто вам говорит о Бобуа, сударыня? Он никогда не рискнул бы устроить скандал, подобно вашему верному рыцарю, который дерзнул прорваться вплоть до моей спальни. Еще немного, и этот дьявол во плоти вытащил бы меня из постели. Правда, он чувствовал себя немного ответственным за ваш арест.

Любопытство Марианны не выдержало этой совершенно для нее непонятной речи. Забыв о своем положении заключенной и о том, кто с нею разговаривает, она воскликнула:

— Во имя неба, г-н Министр, перестаньте играть со мной в загадки! Я не поняла ни единого слова из того, что вы мне сказали. Кто защищал меня? Кто устроил у вас скандал? Кто хотел вытащить вас с постели?

Фуше вынул из жилетного кармана табакерку, взял щепотку табака, с наслаждением понюхал и только тогда любезным тоном объявил:

— Кто? Да Сюркуф, конечно! Есть только один корсар, который смеет взять министра на абордаж.

— Но я его не знаю! — девушка запнулась, с изумлением сообразив, что снова ее путь пересек этот незнакомец, о котором шла молва по всему свету.

— А он тем более, но вы, кажется, произвели на него впечатление тем более сильное, что, как я могу понять, вас выдал один из его людей.

— Действительно. Этот человек — беглый с понтонов в Плимуте. Мы вместе плыли и потерпели крушение, но он никак не хотел поверить, что я не агент принцев.

Несмотря на обещания, данные Никола Малеруссу, она все-таки воздержалась от упоминания об эпизоде в риге, не без основания думая, что это полицию не интересует.

— Повсюду встречаются люди с навязчивыми идеями, — благодушно прокомментировал ее слова Фуше.

Он сделал новую понюшку, затем вздохнул.

— Хорошо! С этим покончено, и вам остается передать мне устное сообщение Малерусса. Надеюсь, вы его помните?

— Слово в слово! Вот оно: «Прежние сообщники Сэнт-Илера: Гиллевик, Тома и Лабонтэ высадились в Морбиане и направились к Плермелю. Предполагается, что они направились на поиски спрятанных Сэнт-Илером денег, но, возможно, не это их подлинная цель».

По мере того, как она говорила, Фуше все сильней хмурил брови. Он поднялся и стал ходить взад-вперед по комнате. Обеспокоенная девушка расслышала, как он пробормотал несколько слов, свидетельствующих о его недовольстве.

Наконец он раздраженно сказал:

— Очевидно, Малерусс полностью полагается на вас, если решился доверить сообщение подобной важности. Я содрогаюсь при мысли о том, что могло случиться с вами в дороге!

— Это действительно так важно? Проницательный взгляд министра впился в нее, словно хотел прочесть, что таится в глубине ее души.

— Гораздо важнее, чем вы могли бы подумать… и ваш вопрос доказывает мне, что вы никоим образом не связаны с Лондонским Комитетом, иначе вы знали бы вышеуказанных лиц. Как бы то ни было, я благодарен вам. А теперь вы можете переодеться.

— Переодеться? Но во что? И для чего?

— В вашу одежду, которая находится там, за ширмой… Нет надобности говорить, что вы свободны, но желательно, чтобы вы покинули тюрьму достойно. Итак, побыстрей одевайтесь, я вас отвезу. А пока я отыщу Мать-Настоятельницу!

Марианне не надо было повторять два раза. Она поспешила за ширму — сооружение, покрытое черной кожей и обитое медью, и с радостной торопливостью избавилась от тюремного одеяния. Она носила его недолго, но достаточно, чтобы возненавидеть, и ее охватило чувство глубокого удовлетворения, когда в ее руках снова очутилась ее изящная сорочка, ее малиновое платье, мягкое пальто и хорошенькая шляпка. Правда, в этой мрачной комнате не было ни единого зеркала, но Марианне было все равно. Главное — как можно скорей принять прежний облик.

Когда она одетая вышла, то оказалась перед монахиней, дородной и величественной, чье лицо, несмотря на полноту, сохранило остатки былой красоты. Это, без сомнения, была Мать-Настоятельница, и она благосклонно улыбалась своей экс-пансионерке.

— Я счастлива, что вы пробыли у нас недолго. Надеюсь, что проведенное здесь время не оставит неприятных воспоминаний.

— Оно было таким кратким, Мать моя, что быстро изгладится из памяти.

Реверанс, поклоны, и Марианна, сопровождаемая Фуше, оказалась