Стратагемы заговорщика - Тимофей Щербинин

Мы везём рабов для возведения нового храма во славу Хранителей четырёх сторон света в Байкуле.

— Кто командир?

— Я, господин. Морин Санджар, наставник алтарных хранителей.

— Больно молод ты для капитана, Санджар… — проворчал страж. — Когда вы покинули Бириистэн?

— Восемь дней назад, господин! — беглянка сильнее сжала кулаки, чтобы не дрожали пальцы.

Свеченосец недовольно покачал головой.

— Слышали там что-то необычное? Какие настроения в городе?

Илана задумалась. Когда барка покинула бириистэнский порт, никто не знал ни об убийстве её отца, ни, тем более, о её побеге. Что хочет знать этот человек?

— Город готовится к путешествию правителя на Великий Собор, — осторожно ответила она.

— Никаких признаков бунта? Недовольства властью?

— Нет, господин, — недоуменно ответила Илана.

— Ладно, — махнул рукой свеченосец. — Откройте трюм!

Беглянка подала добдобам знак, который подсмотрела у отца. Те удивлённо посмотрели на неё, но тут же бросились выполнять приказ стража. Илана мысленно обругала себя: бывшие каторжники не могли знать армейских жестов. А вот брат Ордена знал.

— Сменил серый кафтан на бордовый? — подозрительно прищурившись спросил он. — Почему?

— Это порадовало моих родителей, нохор, — быстро ответила беглянка. — Они очень хотели бы, чтобы в семье кто-то молился духам.

Страж понимающе усмехнулся. Признание "Санджара" могло означать, что он стремился к офицерскому званию, но так и не получил рекомендацию начальства. Повинуясь знаку свеченосца, трое факельщиков спустились в зловонный трюм. Через некоторое время они снова выбрались на палубу. Старший сложил пальцы в жесте "всё в порядке".

— Попутного ветра! — буркнул свеченосец.

Он ловко перемахнул через борт и подал знак отчаливать. Матросы Иланы отвязали швартовы и перебросили их обратно на сампан. Орденский кораблик развернул свой парус и устремился к основной флотилии. Проводив его взглядом, дочь плавильщика глубоко вздохнула и вытерла пот со лба.

— Волчья шерсть! — прошептала она.

— Что было нужно этим лисовым отродьям? — поинтересовался один из лже-добдобов.

— Провалиться мне, если я знаю, — пожала плечами беглянка. — Но если они идут в Бириистэн такой толпой, там должно было случиться что-то очень серьёзное.

Резко, как это бывает в сезон дождей, зарядил ливень. Бывших рабов снова расковали и поставили к ручным помпам, чтобы откачивать воду из вечно протекающего трюма. Барка медленно ползла вдоль берега, выискивая известные лишь мохнатому капитану ориентиры. На исходе дня между деревьями показалось устье небольшой речки, и Ловкий Восьмой приказал держать курс вверх по течению. Река извивалась между деревьями, а затем вдруг разлилась широким озером, посреди которого на якоре стояла крутобокая океанская джонка. На берегу горели костры, полуголые люди и косматые островитяне грузили в шлюпки тюки и ящики.

Мохнатый капитан раздул горловой мешок и затянул боевую песнь своего племени. С берега отозвались приветственными криками. Когда баржа подошла к берегу, многие оставили свою работу и побежали встречать вновь прибывших, но среди праздной толпы Илана заметила стрелков с мушкетами, державших их судно на прицеле. Один из них, худой и длинный мохнатый воин с заплетённой множеством косичек шерстью на груди, показался ей знакомым.

Когда баржа врезалась в мягкий прибрежный песок, дочь плавильщика сбросила на палубу тяжёлую форменную шляпу и спрыгнула в тёплую воду. Её плетёные сандалии тут же погрузились в жирный ил. С трудом выбравшись на берег, беглянка подождала, пока стрелки убедятся, что команда не представляет угрозы, а затем подошла к высокому воину. Для многих людей все островитяне были на одно лицо, и рабовладельцы зачастую заставляли их носить цветные метки на шерсти или номерные браслеты. Но могла ли Илана не узнать того, кто учил её лазать по деревьям?

Мохнатый воин нахмурился, глядя на человека в кафтане добдоба. Последний раз они виделись в Толоне двенадцать лет назад, и дочь плавильщика изменилась сильнее островитянина. Не ожидая, что он узнает её, Илана сложила пальцы в племенной жест, а затем в ещё один, особый, который знали только она и Айяна. Воин тяжело вздохнул и обнял её. От него пахло мокрой шерстью и кокосовым маслом.

"Ты здесь", — обречённо проворчал он.

— Ты не рад? — тихо спросила беглянка.

Старый воспитатель выпустил её из объятий и ответил жестами.

"Рад, но боюсь, что враги последуют за тобой. Тогда всё, что мы готовим здесь, в опасности".

"Что вы готовите?"

"Свободу. Крушение оков, терзающих наш народ. Падение Ордена".

Пальцы Иланы возбуждённо запорхали в воздухе.

"Весь флот Ордена ушёл в Бириистэн! Я не знаю, что там случилось, но оно отвлекло внимание и преследователей и стражей. Я видела дым над городом".

Высокий Пятый довольно рыкнул.

"Значит, наши сведения верны. Жертва твоего отца не была напрасной".

— Ты знал? — от изумления беглянка произнесла это вслух, но воин всё равно понял её.

"Да. Так должно было быть".

— Значит он… — голос Иланы дрогнул, и она сжала кулаки.

"Он не надеялся на прощение. Но сделал всё, чтобы ты спаслась"

Беглянка умолкла, глядя на мокрый песок. Горечь наполнила её сердце, но как могла она осуждать отца, когда сама клялась своим товарищам не жалеть ничего ради будущего страны и народа?

"Скажи мне", — сплела она руки в энергичном жесте. — "Что стало с моей сестрой? На самом деле?"

"Что заставляет тебя спрашивать?" — осторожно спросил Высокий Пятый.

"Отец и наш враг — оба дали понять, что Айяна жива. Если уж я послужила этому плану, то имею право знать".

"Жива", — подтвердил мохнатый. — "Но сказать больше — не в моей власти".

"В чьей же?"

"Только посланница Хора ответит тебе".

Воин указал на океанскую джонку. Погрузка завершилась, и матросы разворачивали малый парус, готовясь маневрировать в устье реки.

"Когда мы закончим на острове, ты сможешь встретиться с ней. Не раньше".

"Одной джонки не хватит, чтобы захватить остров!" — запротестовала Илана.

"Нас ждут друзья. Но… ты права. Я тоже считаю, что в плане есть изъян. И твоя баржа поможет нам его исправить".

Стратагема 6. Заманить на крышу и убрать лестницу

Тукуур пробирался по длинному коридору с полированными до зеркального блеска стенами, на которых плясали причудливые тени и странные сполохи. Страх опасности и чувство долга подгоняли его, но ноги не слушались, заплетались, цеплялись одна за другую, и ему приходилось ковылять, а порой даже неуклюже прыгать боком, как будто у него была всего одна нога. Знаток церемоний каким-то чудом удерживал равновесие, борясь с давящей болью в груди и правом боку. Он стремился вперёд и вверх, к мерцающему янтарному свету. Тот разгорался всё ярче, прогоняя тени, заставляя стены искриться, как будто в них были вплавлены крупинки золота. Чувствуя, что опаздывает, Тукуур рванулся вперёд и оказался на