Песни вещих птиц - Валерия Скритуцкая

царстве, среди застывших хрустальных капель и ручья, который тёк будто в замедленной съёмке, живой, земной, в джинсах и потрёпанной футболке Мир казался лишним, нелепым. Особенно с колчаном, полным стрел, за спиной и луком в руке. Теперь Надя не сомневалась: на такой бредовый образ способно только её воображение.

– Ты знаешь, что был один лучник, который мог попасть стрелой в глаз небесной рыбе, глядя на её отражение в воде? – спросил вдруг Мир.

– Что?..

– Я очень хотел этому научиться, как только увидел небо в мире Нави. Странно, как же тот лучник из нашего мира смог подстрелить небесную рыбу? Ведь тогда мир бы перевернулся вверх ногами, а отражение оказалось наверху…

– Что?

Надя чувствовала себя глупо, она вообще не понимала, о чём и зачем он говорит.

– Идём, покажу.

Она повиновалась было, но почти сразу остановилась:

– Подожди, какая рыба? Какой глаз? Зачем стрелять в рыбу? Даже если ты можешь – зачем?

Мир пожал плечами, с грустью посмотрел на воду:

– Прольётся дождь и смоет колдовство, которое сотворилось недавно.

– А рыба?

– Что рыба? – не понял Мир.

– Рыба же погибнет! Больно ей точно будет.

– Да они же и так гибнут. И снова возрождаются.

– Я всё равно не понимаю. – Надя всё больше удивлялась тому, что стоит здесь и говорит о рыбах. – Зачем стрелять? Зачем ты мне всё это рассказываешь? И… кто ты такой?

– Ты не заколдована? – вместо ответа спросил он.

– Нет, – Надя покачала головой, хотя уже ни в чём не была уверена.

– Тогда и правда нет смысла стрелять. Ну, до новой встречи.

– Я спросила, кто ты такой! – полетело вдогонку, но повисло в воздухе без ответа.

Целый день Надя была как в тумане: куда ни сядет, чем ни займётся – всё ей неприятно. Думать о заклинании не могла. Такого странного разговора в её жизни ещё не было. Это же полная чушь! Того парня в джинсах и с луком просто не могло быть, а значит, она сошла с ума. Может, она вообще всё придумала? Прямо всё-всё! Вот оно, хорошее, логичное объяснение. Надя наблюдала за Агафьей, вполовину меньше человеческого роста, что ворчала, хлопоча на кухне, и ей хотелось отмахнуться от видения, проснуться, наконец. И плакать.

– Надь, что-то произошло? – участливо спросила Марьяна.

Растрёпанная голова только ниже склонилась над засушенными цветами, пальцы перекладывали их в платок. Перетереть и сделать отвар, дать настояться, как и отвару из янтарных семян. Всего пара дней осталась, вот только до чего? Обряд, предки – но почему и зачем? Она бросила цветы и ушла в спальню, укрылась одеялом с головой и думала о тягучем голосе, скучала по Лёше, но ещё больше – по родителям и дому. Никто её не трогал, только Ксюша поправила одеяло, когда Надя уже спала.

К шестой ночи сёстры уже почти не разговаривали. Звенящее утро хотелось проспать, дурманящий день просидеть у окна, а ночью снова спрятаться под одеяло. Ксюша нарвала свежих цветов и поставила в большую вазу с водой, чтобы Янина наплела венков. Надя насобирала камней, которых было полно в утреннем лесу, пока те не превратились к обеду в цветы да ягоды. Она делала это нехотя, вздрагивая от звона падающих листьев, держась подальше от ручья. Придя в дом, высыпала под лавку гору агата, турмалина, бирюзы, аметиста и прочего так, будто принесла булыжники. Если раньше Надя восхищалась красотой мира Нави, то теперь возненавидела её. Никогда ещё так остро не желала умчаться отсюда прочь.

– Я тоже больше не могу, – сказала Янина, угадав настроение младшей сестры, – но мы скоро вернёмся домой, я чувствую.

Надя посмотрела зло, выкрикнула:

– Нет дома! Его нет и никогда не будет! Нас больше нет!

И кинулась в слезах на кровать. Никто не стал её утешать: сил на это уже не было. Они не находили себе места бесконечным вечером. Скорее бы ночь!

Ночь перед обрядом началась так тихо, что любое сказанное слово обрывалось, стакан воды оставался нетронутым, пламя свечей не колыхалось. Холод и сырость заставляли сжиматься до боли в мышцах. Казалось, пространство давит, лишает воздуха.

– Мне так страшно, – простонала Янина и удивилась собственному голосу, который словно отразился о мягкие стены. – Будто мы…

– Погребены, – мрачно закончила за неё Надя. Она всё же вернулась к сёстрам, но сидела, держа прямо у носа перо вещей птицы, не сводя с него глаз. В тусклом свете её лисьи черты казались ещё острее.

– Держитесь, – твёрдо сказала Марьяна, – это последняя ночь. Только она – и всё.

– Здесь ничему нельзя верить, – напомнила Ксюша.

– Я, кажется, задыхаюсь… – Янине слова сестёр не помогали. Её кидало из жара в холод и обратно.

– Ты же дышала под водой, – напомнила Марьяна.

Янина попыталась взять себя в руки, как в водном царстве, но даже среди русалок было не настолько страшно. Тогда, по крайней мере, что-то происходило. А в эту ночь словно всё кончилось. Отрезаны от мира, забыты в безвременье – может, и правда уже мертвы, просто ещё не поняли? Сами ступили на порог, сами заперли себя, лишили свободы – и ради чего?

Свечей хватало с избытком – когда почти догорали одни, дрожащие руки зажигали следующие. Ксюша ждала, что случится нечто ужасное. Поначалу она боялась зверя или стихии, но сейчас была даже рада им. Что угодно, только не эта тишина. От неё тошнило, сдавливало горло, даже сделать глоток воды было противно, до странности неестественно.

– Я хочу выглянуть в окно, – вдруг сказала Янина.

Ксюша могла остановить её, но не стала: её и саму тянуло посмотреть наружу, зацепиться хоть за что-то.

Янина отдёрнула занавеску, распахнула створки и высунула руку. Рука зачерпнула чёрной земли. Земля сыпалась на пол сквозь пальцы, и пару мгновений они наблюдали за этим остекленевшими взглядами. Первой опомнилась Янина. Она с криком отскочила от окна, за ней вскрикнула и Ксюша. Надя завизжала неистово, Марьяна бросилась к ней, чтобы успокоить, но та оттолкнула, сжала голову руками и повалилась на пол. Марьяна тоже упала да так и осталась сидеть на полу. Ксюша сжалась на стуле. Янина в недоумении смотрела на измазанную ладонь.

– Там… – хриплым шёпотом произнесла Ксюша и указала в угол. По узорам, которые пару дней назад выводила Надя под руководством лесовой, вязко стекала чёрная смола. На другой стороне комнаты, за печью, куда не доставал свет, смола добралась уже до пола.

– Дивья, – прошептала Надя, не шевелясь, следя за липкими потёками. – Как в легенде про