Любовь во времена Тюдоров. Обрученные судьбой - Ольга Васильевна Болгова

казалось, воплощал в себе все достоинства истинного джентльмена. И, похоже, действительно хотел ей помочь.

«При этом не злясь и не ворча», – думала позже Мод, готовясь ко сну и вновь перебирая в уме события вечера, чтобы не вспоминать о том, что произошло днем. Но как она ни гнала из памяти воспоминания о Кардоне, стараясь сосредоточиться на насущных заботах, на новых знакомых, среди которых перед ней не раз возникал образ белокурого сэра Мармадьюка, зеленоглазый бродяга упорно возвращался, выходя на первый план.

Ночью она долго ворочалась в постели, несмотря на усталость, и заснула лишь под утро, уткнувшись в мокрую от слез подушку и сжимая в руке амулет с оборванным шнурком.

* * *

Графа Нортумберленда не оказалось дома. Мажордом бесстрастно сообщил, что милорд будет лишь поздним вечером. Когда Мод назвала себя – леди Перси, – на лице слуги промелькнуло удивление, впрочем, тут же сменившееся обычной для английских слуг маской невозмутимости. Наверное, он не знал, что у графа есть такая родственница, объяснила она себе недоумение слуги. Мод попросила передать графу, что заедет завтра в любое удобное для него время, о котором его сиятельство может сообщить в дом Стивена Стрейнджвея.

Слуга с поклоном проводил гостью до кареты, предоставленной ей кузеном для поездок по городу. Визит, на который она возлагала столько надежд, откладывался.

– Я думала… была уверена, что, приехав в Лондон, смогу многое сделать для отца, а сейчас мне кажется, я бьюсь в закрытую дверь, – сказала Мод Потингтону, которого взяла с собой вместо Агнесс. Из-за неумеренной болтливости компаньонка не годилась в сопровождающие по серьезным делам.

– Не отчаивайтесь раньше времени, миледи. Ведь граф не отказал вам, его просто нет дома.

– Но я не могу ждать сложа руки, когда его сиятельство сможет принять меня!

– Мы можем заехать к барристеру, о котором говорил сэр Ричард Уотсон, – напомнил Потингтон и назвал сопровождающему их лакею нужный адрес.

Мистер Ламлей – пожилой, добродушного вида и маленького росточка, с заметно выдающимся животом и умными глазами на округлом лице – оказался весьма любезным господином, ставшим еще более любезным после того, как принял от Мод задаток в виде внушительной стопки монет.

– Попробуем, попробуем, миледи, что-то сделать. Lex semper dabit remedium[66], – говорил мистер Ламлей, дергая себя за жидкую рыжеватую бородку и обильно перемежая речь латынью. – Я узнаю, кто занимается этим casus delicti – случаем правонарушения, встречусь с ним, поговорю, но ведь audienda et altera pars[67], не так ли? Как говорится, «за» и «против», хе-хе, – он хихикнул и потер полными, с ямочками на кистях, ручками. – Прежде всего надо выяснить animus injuriandi, то есть преступный умысел вашего отца – был ли он случайным или умышленным… Но вынужден предупредить: обвинение серьезное, дело будет хлопотным, потребует времени и соответствующих затрат. Поймите меня правильно, леди Перси…

Леди Перси понимала правильно и была готова к значительным расходам.

Мистер Ламлей долго и очень подробно расспрашивал ее об обстоятельствах ссоры и поединка сэра Уильяма с Франклином, испещрив пометками несколько листов бумаги, и не преминул похвалить благоразумие леди Перси, привезшую в Лондон свидетелей и захватившую с собой письменные показания других очевидцев.

– Testis unus – testis nullus, что означает: один свидетель – не свидетель, – изрек он, – но два свидетеля, три – это уже весомо, очень весомо! И если мы докажем – а многое позволяет на то рассчитывать, – что именно Франклин спровоцировал ссору и поединок, то, как известно, plus peccat auctor quam actor![68]

Узнав, что восстание в Лауте началось утром, а комиссар был убит во второй половине дня, адвокат и вовсе не смог усидеть на месте. Хлопнув по столу, он вскочил и с возгласами: «Contra factum nоn datur argumentum»[69] и «Мы еще поборемся!» забегал по комнате, выставляя вперед живот и размахивая руками. Создавалось впечатление, что сложность нового дела не только не озадачивала его, но, напротив, вызывала восторг.

Мод, ободренная и воодушевленная энергией и пылкостью, с какой мистер Ламлей приступил к делу, удивленно наблюдала за ним, то бормочущим себе под нос, то громко выкрикивающим что-то на латыни. По его обрывистым фразам она с трудом, но догадалась, что мистер Ламлей советовался сам с собой, стоит ли подавать прошение по поводу habeas corpus[70], и пришел к выводу, что injudicando criminosa celeritas – в проведении суда поспешность преступна.

Решив таким образом первый поставленный вопрос, адвокат угомонился, уселся на место, рассказал Мод о некоторых наиболее, по его мнению, интересных случаях из своей практики, в которых он добился оглушительного успеха, после чего пообещал держать ее в курсе событий и на прощание напутствовал словами: «Quod quisquis norit in hoc se exerceat».[71]

– Мистер Ламлей производит впечатление толкового барристера, – сказала Мод Потингтону.

– Хорошо бы с ним пообщался кто из джентльменов, – арендатор помог ей подняться в карету. – Вовремя проверить, при необходимости надавить, поторопить…

– Вряд ли мой кузен согласится этим заняться, – задумчиво ответила Мод. – Мне показалось, ему не очень-то хочется вмешиваться в наши дела. Может, сэр Ричард…

«Или сэр Мармадьюк», – мысленно добавила она, памятуя, как тот предлагал ей свои услуги.

– Я тут перемолвился парой слов с леди Уиклиф, – помолчав, сказал Потингтон. – Она отзывалась о сэре Ричарде, как о человеке достойном и ответственном.

– Да и мне она тоже о том говорила, – откликнулась Мод. – Нам стоит прислушаться к ее словам. Она кажется славной и доброй женщиной.

Накануне кузина так искренне беспокоилась, все ли удобно устроены, взяла на себя заботу о раненых, пораньше отправив Мод в постель – «бедное дитя», измученное дорогой и переживаниями за своего «бедного отца», – что было невозможно не проникнуться к ней симпатией.

– Куда мы едем? – спросила Мод спустя какое-то время и выглянула за занавеску. Они медленно продвигались по широкой и довольно оживленной улице. По обеим сторонам на домах, прилепившихся друг к другу, висели яркие вывески, а по центру стояли фонтаны – каменные чаши, наполненные питьевой водой.

– На Блэкфрайер, возвращаемся в Картер-хаус. – Потингтон, сидевший напротив, тоже посмотрел в окно.

– Большой город, шумный и грязный, – с неодобрением сказал он. – И сыро здесь очень.

Мод была с ним согласна. Ей тоже не понравился Лондон, запахи гнили, идущие с реки, и отбросов, которые выкидывались прямо на улицы.

– У нас в Боскоме куда лучше, – кивнула она и, немного поколебавшись, сказала: – Я бы хотела прежде заехать в церковь… помолиться.

– Конечно, миледи. Я скажу слуге, чтобы остановился у ближайшей. – Потингтон стал было высовываться в окно, чтобы передать распоряжение хозяйки, но Мод его остановила:

– Погоди! Мне бы хотелось посетить церковь Святой Маргариты, чтобы… Слышала о ней когда-то и очень