Судьбы передвижников - Елизавета Э. Газарова
Шрифт:
Интервал:
Помимо Крыма, в летнюю пору Архип Иванович ездил ещё на Волгу, бывал на Украине, на Кавказе, и этюдник вместе с кистями и красками всегда имелся в его багаже. Волга не особенно пленила мастера, а вот настроение юга совпадало с внутренним состоянием художника. И когда Николай Ярошенко обзавёлся в Кисловодске усадьбой, Куинджи понравилось её навещать.
С 1889 года Архип Иванович включился в очень важную для себя деятельность – реформирование Академии художеств. Для членов ТПХВ участие в назревшем обновлении академического образования поначалу выглядело совершенно недопустимым. Считалось, что благодаря своим значительным материальным ресурсам академия неизбежно навяжет приблизившемуся к ней Товариществу свои правила и принципы. Но, с другой стороны, самое крупное учебное заведение империи, воспитывавшее будущих художников, остро нуждалось в современном методе преподавания, и передовые передвижники могли бы внести в архаизм академической педагогики очень много свежего и дельного. Куинджи понимал это прекрасно и твёрдо придерживался мнения, что передвижники не только могут, но просто обязаны помочь академии усовершенствовать систему преподавания.
Недавно назначенный конференц-секретарём Академии художеств граф и учёный-нумизмат Иван Иванович Толстой энергично взялся за проведение прогрессивных преобразований. Куинджи вместе с Репиным и Владимиром Маковским становится одним из главных помощников в начинаниях графа, сформировавшего в 1890 году специальную комиссию под своим председательством для подготовки нового академического устава. Свою позицию Куинджи всегда высказывал эмоционально, не давая возможности другим воззрениям поколебать его систему представлений, проверенных на истинность самой жизнью. И хотя стройность формулировок не была сильной стороной Куинджи-оратора, художник умел убеждать слушателей в своей правоте. Он обладал способностью находить рациональное решение при рассмотрении многих вопросов, и слушатели дивились оригинальности и вместе с тем естественной простоте предложений Архипа Ивановича.
За дискуссиями между академиками и передвижниками члены Товарищества наблюдали, ещё как-то сохраняя невозмутимость, но, когда некоторым передвижникам было предложено стать академическими педагогами, профессорами, и они ответили согласием, у самых непоколебимых членов Товарищества сдали нервы. Пуще всех негодовал Ярошенко, отвергавший любое взаимодействие передвижников с Академией художеств и видевший в этом предательство идеалов ТПХВ. Убеждённый, что Куинджи «всему делу воротила», Николай Александрович недрогнувшей рукой перевёл бывшего друга в стан врагов, не приняв во внимание хотя бы то обстоятельство, что Архип Иванович уже не являлся членом Товарищества, не имел перед ним обязательств и как состоятельный человек не интересовался материальной выгодой, которую сулило сближение с академией. Ярошенко не сходился с Куинджи в яростных спорах, старался вести себя сдержанно, хотя никак не мог обойтись без скептических и едких высказываний о том, что Архип Иванович не только формально, но и по существу уже давно отошёл от передвижничества.
Ярошенко нанёс удар неожиданно, и вот как это было. Под конец встречи на очередной «среде» у Менделеевых он раскланялся, сообщив, что направляется на собрание передвижников. Архип Иванович, имевший обыкновение присутствовать на таких встречах, последовал за ним, но очень скоро в передней менделеевской квартиры раздался возбуждённо-нетерпеливый звонок. Задыхающийся от возмущения Куинджи не сразу нашёл слова, чтобы объяснить присутствующим причину своего неожиданного возвращения. Немного успокоившись, он поведал, что, зайдя с Ярошенко в здание Общества поощрения художеств, где собирались передвижники, услышал от него, что на свои встречи члены Товарищества не допускают посторонних. «Ну да ведь не меня же», – с усмешкой возразил Куинджи, ещё не подозревая, какую убийственную фразу мгновение спустя ему предстоит услышать. «Нет, именно вас решили не пускать!» – строго произнёс Ярошенко.
Жёсткую позицию Николая Александровича по отношению к Куинджи разделяли далеко не все передвижники, что особенно ярко проявилось в процессе организации торжественного обеда, приуроченного к 25-летию ТПХВ. Как личное оскорбление воспринял Ярошенко приглашение Архипа Ивановича. Григорий Мясоедов Ярошенко поддержал. Разразившийся скандал принудил прибегнуть к голосованию, и в итоге Куинджи на большое торжество не позвали. «Мне кажется, что он легко бы перенёс потерю состояния, но разочарования в людях, в друзьях убивали его, и разыгравшаяся у него болезнь сердца, от которой он сошёл в могилу, произошла от огорчений моральных» – таково было мнение жены Менделеева, Анны Ивановны.
Непродолжительная педагогическая деятельность Куинджи в стенах Академии художеств обнаружила его выдающийся потенциал учителя. Ещё до своего официального назначения Архип Иванович тянулся к академической молодёжи и вместе с Шишкиным общался с ней после занятий. Как и многие, Иван Иванович находился под обаянием Куинджи – человека и художника, окрестив его «чародеем». Живописцев связывала общая любовь к птицам, и Шишкин частенько посещал сад, устроенный на крыше куинджевского дома, окрестив его «Семирамидиными садами».
Стройную преподавательскую систему Куинджи не разрабатывал, но умел найти правильную интонацию в пестовании учеников, внимательно наблюдая за развитием богатой россыпи индивидуальностей. В классе Архипа Ивановича царила непринуждённая атмосфера, и подопечные мастера выступали полноценными участниками свободного творческого поиска. Преподавательский посыл не исчерпывался обучением техники живописи, а широко охватывал вопросы формирования творческой личности. Учащихся своей мастерской Куинджи хотел видеть спаянной духовной общностью и безусловной преданностью искусству семьёй, каждый член которой мог свободно выражать своё мнение. Профессор Куинджи настаивал на познании природы и работе над небольшими этюдами придавал огромное значение. Но использовать этюды как прообразы будущих картин художник не рекомендовал. Сам он никогда не списывал с натуры, а сочинял свои картины. Так, как известно, поступал Айвазовский. Ещё Архип Иванович не одобрял страстного увлечения новомодными живописными тенденциями. Авторитетов в искусстве он вообще не признавал. К чарующим откровениям Левитана и других талантливых пейзажистов нового поколения Куинджи отнёсся спокойно. Он остался верен себе и своим убеждениям, но враждебности к новаторам не выказывал.
Ученики, без преувеличения, составляли семейный круг бездетного художника. Он радел за них всей душой. Условия жизни подопечных составляли предмет особых забот Архипа Ивановича. Периодически он выделял нуждавшимся воспитанникам внушительную сумму, а когда она между ними распределялась и в руки Куинджи попадали расписки в получении денег, он рвал их, не задумываясь. И ещё один показательный пример. Сумму, ассигнованную академией на проведение ремонта в профессорских квартирах, Архип Иванович предложил передать бедствующим студентам, ведь преподаватели могли сами, на собственные средства привести свои квартиры в порядок. Одним словом, учитель неустанно помогал своим подопечным, и благодарная молодёжь придумала шутливую восхваляющую рифму: «Наш Куинджи, наш Архип, он за нас совсем охрип!» С нерадивыми учениками профессор, однако, обращался строго и
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!