Меч Предназначения - Анджей Сапковский

– Э? Не… того… Тут, значить, такое дело, праздник ивыпивка по случаю обручения будут нонче вечером. Жена моя, как, значить,узнала, что вы, мэтр, в Бремервоорд заглянули, дырку мне в брюхе провертела… Нубаба есть баба. Слышь, говорит, Краснобай, покажем всем, что мы не хамы,значить, какие, мы за культуру и искусство головы, значить, положим. Что у насежели уж застолье, то, стало быть, это, как его, ну духовное, а не то чтотолько надраться и облеваться. Я ей, бабе глупой, толкую: мы, дескать, уженаняли одного барда, тебе мало? А она, что один – это, значить, недостаточно,что, дескать, мэтр Лютик – другое дело. Какая слава и, опять же, соседямшпилька в задницу. Мэтр? Окажи нам, значить, такую честь… Двадцать пятьталеров, значить, наличными, как символ, само собой… Только лишь бы искусствупотрафить…

– Уж не ослышался ли я? – протянул Лютик. – Я– второй бард? Довесок к какому-то другому музыканту? Да еще этот, как его,символ? Мне? Нет, так низко я еще не пал, милсдарь Краснобай Дроухард, чтобыкому-то подпевать!

Дроухард стал пунцовым.

– Прощения просим, мэтр, – пробормотал он елеслышно. – Не так я, значить, мыслил… Энто все жена… Прощения просим…Окажите честь…

– Лютик, – тихо шепнул Геральт. – Не задирайноса. Нам необходимы эти несколько монет.

– Не учи меня жить! – разорался поэт. – Язадираю нос? Глядите-ка на него! А что сказать о тебе, то и дело отвергающемвыгодные предложения? Хирриков ты не убиваешь, потому что они вымирают,двусилов – потому как они безвредны, ночниц – потому что миленькие, дракона,вишь ты, кодекс запрещает. Я, представь себе, тоже себя уважаю! У меня тожеесть свой кодекс!

– Лютик, прошу тебя, сделай это для меня. Немногожертвенности, парень, ничего больше. Обещаю, и я не стану заноситься приследующем задании, если попадется. Ну, Лютик…

Трубадур, глядя в землю, почесал подбородок, покрытыйсветлым мягким пушком. Дроухард, раскрыв рот, придвинулся ближе.

– Мэтр… Окажите честь. Жена меня, значить, не простит,ежели я вас не уломаю. Ну… Ну пусть будет тридцать. Как символ.

– Тридцать пять, – твердо сказал Лютик. Геральтусмехнулся, с надеждой втянул носом запах еды, доносящийся с подворья.

– По рукам, мэтр, по рукам, – быстро проговорилТелери Дроухард, и стало ясно, что он дал бы и сорок, если бпотребовалось. – А теперича… Мой дом, ежели вам надобно отряхнуться ипередохнуть, ваш дом. И вы, господин… Как вас там?

– Геральт из Ривии.

– И вас, господин, конешным делом, тоже приглашаю.Перекусить, значить, выпить…

– Ну что ж, с удовольствием, – сказалЛютик. – Указывайте дорогу, милейший господин Дроухард. А кстати, так,между нами, тот второй бард, это кто же?

– Благородная госпожа Эсси Давен.

Геральт еще раз протер рукавом серебряные набивки куртки ипряжку пояса, пятерней причесал перехваченные чистой перевязкой волосы иочистил голенища сапог, потерев одно о другое.

– Лютик?

– Ну? – Бард разгладил пришпиленную к шапочкеэгретку, поправил и одернул курточку. Оба потратили полдня на чистку одежды иприведение ее хотя бы в относительный порядок. – Что, Геральт?

– Постарайся держаться так, чтобы нас выкинули послеужина, а не до него.

– Надеюсь, ты шутишь? За собой смотри получше. Ну,входим?

– Входим. Слышишь? Кто-то поет. Женщина.

– Только услышал? Это Эсси Давен по прозвищу Глазок.Неужто никогда не встречал женщин-бардов? Ах, правда, я же забыл, ты обходишьстороной места, где цветет искусство. Глазок – талантливая поэтесса и певица, ксожалению, не без недостатков, из которых наглость, как я слышал, не самый малый.То, что она теперь поет, – моя баллада. За это она сейчас услышитнесколько теплых слов, да таких, что у нее глазок заслезится.

– Лютик, смилуйся. Ведь выкинут же!

– Не встревай. Это профессиональные вопросы. Входим…

– Лютик?

– Э?

– Почему Глазок?

– Увидишь.

Пиршество имело место в помещении просторного склада,освобожденного от бочонков сельди и рыбьего жира. Запах – не совсем – забили,развесив где попало пучки омелы и вереска, украшенные цветными ленточками. Тами сям, как того требует обычай, висели косы чеснока, назначение которых –отпугивать вампиров. Табуреты и лавки, придвинутые к стенам, накрыли белымполотном, в углу организовали большой костер и вертел. Было тесно, но нешумно.Свыше полусотни человек самых различных состояний и профессий, а также прыщавыйжених и не отрывающая от него глаз курносая невеста сосредоточенно и в тишиневслушивались в мелодичную балладу, которую исполняла девушка в скромном голубомплатьице, сидевшая на возвышении с лютней, опертой о колено. Девушке было небольше восемнадцати. Очень худенькая, с длинными и пушистыми волосами цветатемного золота. Когда они вошли, девушка как раз кончила петь, кивкомпоблагодарив за громкие хлопки, тряхнула головой.

– Приветствоваю вас, мэтр, приветствоваю. –Дроухард, празднично одетый, подскочил к ним, потянул к середине склада. –Приветствоваю и вас, господин Герард… – Геральт смолчал. – Какая,значить, честь… Да… Позвольте… Уважаемые госпожи, уважаемые господа! Это нашпочетный гость, который оказал нам почесть и удостоил чести… Мэтр Лютик,известный певец и виршепле… э… поэт, стал быть, великую честь нам оказал,почествовав… нас. Поэтому мы почествованы… в смысле… э… полоще… нет, польщены…

Раздались восклицания и хлопки. И пора, так как походило нато, что Краснобай Дроухард зачествуется оказанной ему честью вусмерть. Лютик,порозовевший от гордости, изобразил высокомерную мину и небрежно поклонился,потом помахал рукой девушкам, уместившимся под присмотром старших матрон надлинной лавке, будто куры на насесте. Девушки сидели, чопорно вытянувшись,словно приклеенные к лавке столярным клеем или другим не менее эффективнымклеющим средством. Все без исключения держали руки на спазматически сжатыхколенях и демонстрировали свои полураскрытые рты.

– А теперича, – воскликнул Дроухард, – ну-кось,гостюшки, значить, за пиво, кумовья, и за еду! Просим, просим, чем хата богата…

Девушка в голубом протиснулась сквозь толпу, словно морскаяволна, ринувшуюся к заставленным едой столам.

– Здравствуй, Лютик.