Такое запутанное дело. Когда конец близок - Фрэнсис Дункан

– Вы хотели меня видеть, инспектор?

– Да, мисс Ферхэм, – кивнул Пенросс.

– Я уже сказала все, что знаю, – продолжила Роберта. – Но если хотите выяснить что-либо еще, постараюсь помочь. Сожалею, что вы сочли необходимым пригласить меня именно сюда. Этот дом еще наполнен присутствием Адриана… мистера Картхэллоу, а потому доставляет особенно острую боль.

– Вы очень хорошо относились к мистеру Картхэллоу, не так ли? – задал вопрос Пенросс.

Мисс Ферхэм вскинула голову. На бледном, лишенном привлекательности лице отразился гордый вызов.

– Не стыжусь своих чувств. Я любила его.

Некоторое время инспектор молча на нее смотрел, а потом молниеносным движением перевернул мольберт, открыв варварски изуродованный портрет:

– Потому и сделали вот это?

Вопрос прозвучал холодно, презрительно и безжалостно, подобно пощечине. Роберта отреагировала бурно: щеки вспыхнули, словно от удара, а рука поднялась, прикрывая губы.

– Не понимаю, о чем вы.

– Отлично понимаете, мисс Ферхэм. Я жду объяснений. Почему вы солгали, сказав, что не приходили в дом в день гибели мистера Картхэллоу?

– Я не солгала! Я не приходила!

В ее словах прозвучало пронзительное, беспомощное отчаяние. Стало ясно, что защищаться она не в состоянии.

– У меня есть надежный свидетель, который видел вас, – жестко произнес Пенросс. – Так что настоятельно советую вам сказать всю правду. Вы вошли в дом, переодевшись почтальоном.

Ее лицо внезапно сморщилось, превратившись в ядовитую физиономию гадюки. Однажды, когда Роберта говорила о Хелен Картхэллоу, Мордекай Тремейн уже видел ее лицо таким. Маска горя бесследно исчезла.

– Что же, – процедила Роберта сквозь зубы. – Если вам все известно, то да, я приходила сюда.

– И испортили портрет?

– Да! – крикнула она. – Испортила! Причем с радостью сделала бы это снова!

Роберта бросилась к мольберту, словно собираясь претворить свою угрозу в жизнь, и Мордекай Тремейн преградил путь, тем самым обратив на себя внимание. Мисс Ферхэм посмотрела на него в упор. В глазах вспыхнуло понимание, лицо исказилось бессильной ненавистью.

– Значит, это вы. Можно было догадаться: не зря же совали нос во все щели. Вы видели меня на балу в Лондоне.

– Да, – подтвердил Мордекай Тремейн. – Видел вас тем вечером и в той же самой форме.

Пенросс прервал их враждебный диалог:

– Ради вашего собственного блага, мисс Ферхэм, советую правдиво обо всем рассказать.

– И расскажу! Почему нет? Вы все равно знаете каждый мой шаг. Я надела почтовую форму, а сверху накинула купальный халат. Если бы кто-нибудь меня встретил, то подумал бы, что просто иду на пляж. Возле моста я скинула халат и спрятала его в кустах. Знала, что в доме никого нет. Увидеть меня могли только издалека, но наверняка приняли бы за почтальона и не обратили внимания.

– А как вы попали в дом?

– Адриан сам дал мне ключ.

Инспектор взглянул на нее удивленно, и голос Роберты зазвучал тверже:

– Да, это правда. Я понимала Адриана. Он умел быть добрым и даже нежным, хотя на людях держался иначе.

– Не подвергаю сомнению ваши слова, – заметил Пенросс. – Признаков вторжения не обнаружено. Продолжайте.

– Вы и так все знаете. Я поднялась сюда, в студию. Адриан никогда не показывал незаконченные картины, но я знала, над каким именно портретом он работал. Писал… ее.

Последнее слово словно выстрелило с яростной силой. Самообладание иссякло, слова и фразы начали спотыкаться и путаться, будто кто-то заставил Роберту говорить против собственной воли.

– Я попросила написать мой портрет, но он лишь рассмеялся. Сказал, что нет времени. А потом я выяснила, чем он занят: вместо меня пишет ее. Это было невыносимо. Я не могла позволить ему закончить работу, не могла позволить им всем глумиться надо мной, смеяться за моей спиной. Она его не любила. Никогда. И я выдавила на холст все тюбики, какие нашла. Растерла по картине, повторяя, что уничтожаю ненавистный образ, что под моими пальцами гибнет мерзкая красота.

Лицо Роберты Ферхэм исказилось до неузнаваемости; в уголках губ выступила слюна.

– А потом?

Ее ярость внезапно схлынула. Взгляд стал осмысленным, даже хитрым.

– Знаю, о чем вы думаете, инспектор, но это неправда. Больше я ничего не сделала: просто заперла дверь и ушла. Когда вернулся Адриан, меня уже не было в доме. И когда его убили, тоже не было. Если вам известно, что я проходила по мосту, то должно быть известно и это тоже. Виновата она. Она убила мужа, чтобы остаться с любовником!

Пенросс долго молчал. Мисс Ферхэм действительно ушла. Матильда Викери это подтвердила и не солгала. В данном случае причин для лжи у нее не было в отличие от истории с Лестером Имлисоном.

Наконец инспектор заговорил:

– Попрошу вас спуститься в гостиную, мисс Ферхэм, и ждать меня там. Как только будет готов письменный вариант вашего заявления, вы с ним ознакомитесь и в случае согласия подпишете.

Едва Роберта вышла из студии, Пенросс мрачно посмотрел на Тремейна и пробормотал:

– Сюжет не самый элегантный.

Мордекай Тремейн кивнул. В эту минуту мысли его обратились к доске для серфинга, едва не причинившей Хелен тяжкого увечья. Сюжет и действительно не самый элегантный.

На красивом лице Лестера Имлисона застыло угрюмое выражение человека, осознавшего свое шаткое положение и все-таки твердо решившего молчать. Во время утренней прогулки Мордекай Тремейн встретил его по пути к мысу Трекарн. Пенросса он не видел со вчерашнего дня, со времени беседы с Робертой Ферхэм, однако не сомневался, что инспектор уже озадачил Имлисона, сообщив, что того видели в «Парадизе».

Всем своим видом Лестер демонстрировал нежелание вести светскую беседу, а потому Тремейн сразу перешел к делу:

– Полагаю, со времени нашей последней встречи произошли некоторые события.

Реакция Лестера оказалась предсказуемо агрессивной.

– Не сомневаюсь, что вы в курсе. Когда ждать наручников?

– А разве кто-нибудь говорил о наручниках? – мягко уточнил Мордекай Тремейн.

– Ваш друг Пенросс не скрывал этого.

– И все-таки не арестовал!

– Возможно, решил, что будет выглядеть не лучшим образом, если придется меня отпустить, когда ошибка наконец раскроется.

Оба стояли на краю обрыва. Сморщившись от ветра и глядя вдаль, Мордекай Тремейн спросил:

– Войдя в дом, вы увидели Адриана Картхэллоу?

Имлисон мгновенно покраснел. Сначала казалось, будто ответа не последует, однако после долгого молчания он отрывисто выпалил: