Удивительные истории о мужчинах - Эдуард Овечкин

– То, что я тебе говорю, это я тогда служил на Саланге. Те, кто был там, те, кто ездил часто, те обязательно знают, где это. Был я тогда замкомандира автовзвода. Сам ездил на КамАЗе. И был у нас замполит батальона. Мерзкий такой, противный тип, унижал солдат и клялся, что без ордена из Афгана не уйдет. А ротный был, наоборот, конкретный мужик. Он был твой земляк, из Белоруссии. Здоровый такой деревенский парень. Прямой как трактор, как танк. Если ты виноват – накажет. Если хорошее что-то сделал – поощрит. Ему плевать было на национальности, на форму глаз, размер ушей. У него один критерий: если приказ выполнил, то ты – герой. А если не выполнил, то быть тебе в ж…е с дырой. Он так и ушел из Афгана старлеем. За два года ничего не получил. Короче, ротного я уважал, ротного все уважали, а замполит… Ну, вот смотри. Как-то едем мы с ним по перевалу. В роте всего два КамАЗа было на ходу. И вот в моем КамАЗе едем по Салангу. А замполит мне речь задвинул. Чтобы я о будущем задумался. А я говорю – как это о будущем задумываться? Лоб наморщить, что ли? Или каску задом наперед надеть? А он говорит мне, чтобы я к отпуску помогал ему готовиться, чтобы бакшиши ему носил. И чтобы стучал, «материал» помогал собирать на сослуживцев.

Я рассмеялся в ответ. А он:

– Ты зря смеешься. Ты не на того поставил.

А я говорю:

– Как это поставил? Мы на скачках, что ли?

Он разозлился. Стал рычать на меня, что из армии я попаду в тюрьму. Стал говорить, что я не с теми дружу. На ротного моего намекал.

Скривился замполит, и разошлись мы с ним после этого рейса как в море поезда. А потом, через некоторое время, у нас офицеры отметили какой-то праздник. Старлей, лейтенант и солдат решили сгонять в дукан за водкой. Солдат прибежал в палатку за автоматом. Я спросил, куда он собрался. Я же его командир.

А на улице смеркается уже. Ночью в Афгане на дорогах не то чтобы бандитизм. Ночью в Афгане полный беспредел: все мочат друг друга, грабят. Ночью нельзя выезжать на дорогу. Даже если чуваки ничего не имеют против шурави, они все равно нападут на одну машину. Им жрать нечего, это их добыча, на шурави им наплевать большую кучу.

– Куда ты собрался? И на чем? – спрашиваю у него. Я знал, что у него не было машины.

Он ответил, что старлей приказал поехать на невезучем бесхозном КамАЗе. Был у нас КамАЗ, который был очень невезучий. Дырявый весь, пробитый, на нем несколько водителей ранило. Непонятно, как он ездит еще.

Я приказал положить автомат и отставить поездку. Солдат подчинился, ушел без автомата. Через пару минут пришел старлей. Пьяный. Стал требовать машину и водителя с автоматом. На крики пришел ротный. Увел пьяного старлея. А чуть попозже мы услышали, что невезучий КамАЗ завелся. Мы выскочили из палаток. Наши забегали! «Стой!» – орут. Притащили автомат, стали стрелять им вдогонку. А что там стрелять? Ночь, КамАЗ ревет, выстрелов они не слышат, пуль не видят. Я кричу:

– Дайте магазин с трассерами!

Ага. Откуда у водителей магазин с трассерами? У них скорее канистра с бензином найдется, чем магазин с трассерами.

Короче, старлей, лейтенант и солдат по их воле поехали навстречу своей смерти. До нижнего гарнизона они не доехали 800 метров. Их расстреляли с двух сторон. Солдата смертельно ранили в голову, но он успел нажать на тормоз, чтобы машина не перевернулась и не ушла в ущелье. Старлей погиб на месте. А лейтенант выскочил из КамАЗа, бросил своих товарищей и оружие, побежал с диким воплем по середине дороги в сторону гарнизона. Пробежал он 800 или 900 метров. В него стреляли и наши, и душманы. Наши подумали, что это нападение на пост, и стреляли из ДШК до тех пор, пока в триплекс не разглядели, что человек бежит в советской форме. Когда лейтенант добежал, он был весь седой. Одежда на нем висела клочьями, но он не был ранен, а был посечен, поцарапан. Получается, что пули чуть ли не скользили по нему. Ранен он не был, но его все равно отправили в Союз. У него с психикой что-то сделалось.

Наутро тот самый замполит, который грозился посадить меня, стал собирать по нашим гарнизонам добровольцев на проческу кишлака, который находился рядом с местом нападения на нашу машину. После нападения пропали три автомата, и замполит решил их вернуть.

Меня ротный на проческу не пустил. Отправил меня в командировку за продуктами. Замполит был очень недоволен решением ротного.

Когда я вернулся из командировки, все было закончено. Я помогал грузить трупы в машины. Погиб замполит и еще четыре солдата. Это если рассказывать коротко. А если сказать, как это было в лицах, то собрал он пару десятков водителей, механиков, коперщиков, запихал их по трем КамАЗам и погнал к тому кишлаку. Орал: «Я вам приказываю! Вспомните традиции отцов!» А у наших ни бронежилетов, ни касок. Только по одному автомату и по одному рожку на 30 патронов. Ни гранатометов, ни АГС, хотя бы пару «мух» было бы, но ни фига! Погнал замполит пацанов на проческу. Где его мозги были? Что в тех мозгах происходило?

Короче, подъехали наши туда. Стали подниматься к домику, который виднелся на горе. Поднялись, а там не просто домик. Там офигенное плато, и на нем – огромный кишлак. Там народищу до хрена и сверху будет. И куда наши 20–30 водителей против них? В общем, двинул замполит к тому кишлаку. Там метров 400 по плато надо пройти до первых домов.

Душманы пропустили его вглубь плато и одиночным выстрелом ранили в ногу. Он упал. Сначала он пытался отползти назад, но снайперы душманов не давали ему этого сделать. Тогда он сел, перебинтовался и начал орать:

– Вытащите меня отсюда!

А нашим, как только кто-нибудь высунется со склона на то плато, сразу снайпер в голову стреляет. Не в руку, не в ногу – сразу в голову. Вот так убили четверых солдатиков.

У духов система обороны отработанная. Стены у дувалов толстые и высокие, все подходы к дувалам пристреляны, на огневых точках дежурные сидят. У них веками эта система обороны отрабатывалась. Против современной армии, конечно же, она не потянет. Артиллерия, авиация – тут без шансов все раскидают. А против двадцати пеших бойцов с автоматами эта система отлично работает! Все примитивно как три рубля: высокий толстый забор, огневая точка, а ты по открытой местности днем на них прешься!

Через пару минут боя четверо пацанов – с простреленными головами. И все.

Замполит долго орал:

– Вытащите меня отсюда! Я вам приказываю!

А как ты его вытащишь? С одним рожком патронов к автомату. Кто пытался – все погибли.

Уже потом он материться начал. Так ему наш ротный кричал со склона:

– Сколько ты уже за собой на тот свет пацанов утащил! Хватит уже! Сдохни как Мужик!

Он там кровью изошел. И умер. Потом, с наступлением темноты, его вытащили. И пацанов тоже вытащили. Пацанов уже не вернуть, а у меня до сих пор в голове крутится «Сдохни как Мужик!»

14 февраля 1989 года. Мелитополь. Уже чувствуется дыхание весны. Даже почки кое-где начали проклевываться. День командирской учебы. После обеда в курилке людно. Травля баек, анекдотов. Приятное послеполуденное солнце ласкает. И вдруг вся эта идиллия летит к чертям, разорванная воем сирены а-ля «Воздушная тревога», как в кино! Вот только для нас, кто в теме, этот вой означает «Ракетное нападение», и надо бежать за оружием и на самолет, готовиться к вылету и уходить из-под удара. А мы стоим в курилке, сирена не прекращается. Оцепенение слетает, и вдруг все зашевелилось, как разворошенный муравейник. Мчу в оружейку за экипажными пистолетами, а навстречу уже радист со стрелком, обвешанные АКМ, и волокут по два цинка с патронами в сторону стоянки машин батальона ОБАТО.