В плену сердца - Тори Майрон

Разумеется, успев в полной мере ощутить на себе, каково это быть вещью, которую хозяин каждую ночь трахает как ему вздумается, абсолютно не заботясь о её желаниях, глупышка больше не велась так быстро на его предумышленную нежнятинку. Ключевое слово — быстро. А в этом как раз-таки и заключалась вся сложность, ведь, чёрт побери, с Хартом быстро не получалось ни когда он трезвый, ни уж тем более когда пьяный, поэтому в итоге мне всё равно приходилось усиленно бороться с глупой девчонкой, уговаривая её не рыпаться и сидеть на месте. Однако нужно добавить, что на сей раз я легко могла понять Ники и ни в чём её не обвиняла. Я сама, мягко говоря, поражалась тому, каким Харт может быть милым и ласковым, когда преследует определённую цель. Он как по волшебству отрубал все свои зверские, жестокие повадки и враз превращался в самого любящего мужчину на свете. 

Мне было трудно. Очень. Но хрена с два я бы позволила ему так просто избавиться от меня. Адам не на ту напал! Не будет этого! Я не выпущу Николину на волю раньше, чем сумею освободиться от его сексуального рабства. Ей нельзя сюда. Категорически! Она ведь просто не выдержит всего этого. Не в физическом плане. Жёсткий напор Харта в сексе — это ерунда. Ники морально не сможет справиться с интимной близостью с Адамом. Она сломается. Ей будет мерзко, отвратительно и до смерти больно каждую ночь чувствовать себя безразличной вещью для мужчины, которому когда-то хотела отдать всю себя.

И потому я не собиралась сдаваться. Ни за что. И не сдавалась. А когда до Адама допирало, что и этот «любовный» метод не приведёт его к успеху, остаток ночи после его тщетных нежностей всегда получался особенно жёстким и несдержанным. В порыве злости Адам будто весь дух хотел выбить. Из меня. Из себя. Из нас обоих. В общем, тяженько мне приходилось. Как ни крути. Но, главное, — мне удавалось удерживать Ники на привязи.

Однако, думаете, на этом закончились его попытки вернуть себе тающую от каждого его прикосновения идиотку? Я вас умоляю! Это был бы не Харт.

Свой план по вызволению Ники наружу он продолжил с давления на её буйный нрав. И к этому делу умник тоже подошёл с особой изощрённостью. Какие только нелепые, унизительные вещи он не приказывал мне делать в надежде получить в ответ хотя бы слабый проблеск злости. Мне даже всего не перечислить — слишком долго. Назову лишь самые-самые простенькие из всех: постоять на одной ноге, потом на другой, попрыгать на месте и всё в таком духе. Умно. Но безуспешно. Единственное, что ему удавалось вызвать во мне, — это неуместное веселье, которое лишь сильнее выводило его из себя, побуждая после провала своего плана вновь трахать меня, как зверюга одичалый, чем, сам того не осознавая, наоборот, укреплял мои «стены». Браво!

В общем, вот оно — моё бесконечное «веселье», которое как под копирку повторяется каждую ночь и вряд ли хоть когда-нибудь закончится: Адам не отступит, пока не добьётся желаемого, а так как для меня его желаемое — это неминуемая моральная погибель, я никогда не позволю этому случиться.

***

– Достаточно. Встань, – расслабленно откинувшись на спинку дивана, приказывает Адам.

Я приподнимаюсь на ноги после двадцатиминутного извивания в эротичном танце, который неоднократно исполняла на коленях различных мужчин.

– Тебе не понравилось? – спрашиваю я, внимательно глядя на Харта. Его рубашка расстёгнута, волосы растрёпаны, чёрный взгляд не отпускает меня из-под полуприкрытых век. В одной руке почти пустая бутылка виски, в другой — сигарета. Пепел падает прямо на пол, но хозяину апартаментов до этого нет никакого дела.  

– Понравилось, – недовольный голос же говорит об обратном.

– Тогда что опять я сделала не так? – вопрос, не требующий ответа. И так знаю, пусть даже Адам мне ни разу в этом открыто не признался. Мне просто нравится слушать его лживые варианты или наблюдать, как он резко уходит от темы. Прямо как сейчас:

– Ты танцуешь, пока я на работе?

– Нет.

– А хочешь?

– Хочу ли я танцевать?

– Да.

– Неужели я наконец заслужила вознаграждение?

– Заслужила, – ноль убедительности в долгожданном слове, но моё настроение всё равно подпрыгивает вверх.

– Так ты разрешишь мне ездить на танцевальные занятия?

– Нет. Хореограф мог бы приезжать к тебе сюда. Спальня у тебя просторная. Тут места для целой группы танцоров хватит. Хочешь?

Вспыхнувший ярким пламенем восторг перед возможностью хоть куда-нибудь выбраться из клетки мгновенно потухает. Комната, может, и просторная, но я в ней ощущаю себя как в тесном, удушливом склепе. Достало здесь всё!

– При таком раскладе не хочу, – расстроенно бормочу я, складывая руки на обнажённой груди.

– Не хочешь танцевать? – удивление проскальзывает в его ровном тоне.

– Не хочу. Мне с головой хватает нагрузки по ночам. К чему мне ещё бессмысленно тратить энергию днём?

– Бессмысленно? Разве танцы не были счастьем всей твоей жизни?

– Они и есть, просто не моей.

Харт отрывается от спинки дивана, впиваясь в моё лицо пристальным взглядом.

– Вы во всём с ней разные?

– Во многом.

– А чем схожи?

– Любовью к сладкому, – беру из чаши на столе конфетку и направляюсь к Харту.

– Ещё?

– Предпочтениями в музыке, – сажусь на подвыпившего босса сверху, вынимая из его руки бутылку. Хватит ему. А то скоро опять начнёт вытворять какую-то дичь.

– Ещё?

– Хм… – кладу в рот карамельную сладость. – Мы обе те ещё бессовестные врушки.

Он усмехается. Откидывает голову назад. Прищурившись, затягивается сигаретой.

– А что насчёт Остина? – внезапно выдаёт Адам.

Мгновенье. Одно имя. И вместо удара сердце делает три. Но я игнорирую.

– А что насчёт него?

– Его ты тоже любишь? – чёрный взгляд режет точно острием ножа. Зрачки наполняются опасным мраком.

– Нет. Я никого не люблю, кроме себя. В этом мы с тобой очень похожи, Адам, – спешу успокоить ревнивца, опуская ладони на его горячую, влажную грудь. Рядом со мной он никогда не перестаёт пылать, как, впрочем, и злиться. Зачем только он масло в огонь ещё подливает?

– Значит, тебе совсем неинтересно узнать, как он поживает всё это время в неустанных поисках тебя?

Стоп! Что? Он ищет? Какого чёрта?! После всей грязи обо мне, что Харт послал ему, он должен был возненавидеть.

– Удивлена? – криво ухмыляется Харт.

– Немного, – сильно преуменьшаю степень своего изумления, пытаясь сфокусироваться на массаже напряжённых мышц босса, но не получается. Любопытство берёт надо мной верх. – Откуда ты знаешь, что он это делает?

– Он сам так сказал.

Моё удивление возрастает вдвое.