До рая подать рукой - Дин Кунц

Ни одному здравомыслящему человеку не пришло бы в голову, что десятилетний мальчишка может слоняться по автостраде, дожидаясь, пока ее перекроет ФБР и предоставит ему возможность украсть что-нибудь у водителей. Поэтому Кертис предполагает, что этот веснушчатый следователь намекает на кражу, совершенную в доме Хэммондов в Колорадо. Возможно, этот человек – экстрасенс и, отсканировав память мальчика, знает и о пятерках, и о сосисках, украденных на долгом пути Кертиса к свободе.

Или, Кертис не может знать наверняка, но… этот хватающийся за рубашку незнакомец не экстрасенс, а псих. Безумец с давно съехавшей крышей. Таких ведь полным-полно. В сандалиях, шортах из хлопчатобумажной ткани и футболке с надписью на груди «ЛЮБОВЬ – ВОТ ОТВЕТ» этот мужчина с веселым, веснушчатым лицом не похож на психа, но в этом мире далеко не всегда внешность соответствует внутреннему содержанию. В конце концов, и сам Кертис не простой десятилетний мальчик.

Собака ухватывает шорты. Не рычит, не лает, ничем не предупреждает о своих намерениях, не выказывает враждебности. Словно играя, бросается к незнакомцу, ухватывает его шорты и дергает на себя. Мужчина вскрикивает и отпускает Кертиса, а вот Желтый Бок шорты не отпускает. Стягивает вниз, выставляя на всеобщее обозрение нижнее белье незнакомца. Тот пытается пнуть собаку, но ему мешают шорты. Так что до цели нога не дотягивается, зато с нее слетает сандалия.

Мгновенно собака отпускает шорты, подхватывает пастью сандалию и бежит дальше на запад, по белой линии, разделяющей раздраженных пробкой водителей.

Она по-прежнему движется в неправильном направлении, но Кертис следует за Желтым Боком, потому что они не могут повернуть к «Уиндчейзеру». Новая встреча что с веснушчатым, что со страдающим запорами принесет только неприятности. Не могут они перелезть через загородку, разделяющую транспортные потоки, и попытаться поймать попутку: на северо-востоке, где-то за стоянкой грузовиков, автострада тоже наверняка перекрыта.

Их единственная надежда – пустыня к северу от автострады, уходящая вдаль, к самому горизонту, где встречаются черные небо и земля, где торчащие из песка богатые кварцем скалы поблескивают отраженным звездным светом. Гремучие змеи, скорпионы и тарантулы будут куда более гостеприимны в сравнении с бандой безжалостных охотников, к которой принадлежали два ковбоя… и до сих пор принадлежат, если выжили в ресторанной перестрелке.

ФБР, Агентство национальной безопасности и другие правоохранительные ведомства не убьют Кертиса Хэммонда, если опознают его, как сделали бы ковбои и им подобные. Но, задержав, не отпустят и на свободу. Ни сразу, ни потом.

Хуже того, если его задержат, злобные охотники, перебившие семью мальчика и Хэммонд, рано или поздно узнают о его местонахождении. И в конце концов доберутся до него, в каком бы глубоком бункере или высокой башне его ни держали, с каким бы рвением ни обеспечивалась его безопасность.

Бегущая впереди собака бросает сандалию на асфальт и поворачивает направо, между двумя стоящими автомобилями. Кертис повторяет ее маневр. Она ждет на обочине, пока мальчик не догоняет ее. А потом, не боясь, что ее укусит змея или скорпион, в предвкушении новых приключений, с хвостом, поднятым, как флаг, Желтый Бок сбегает по пологой насыпи, по гребню которой проложена автострада.

Будь воля Кертиса, он бы без колебания променял эту пешую прогулку на спуск по реке на плоту. Но выбора нет, приходится довольствоваться сухопутным маршрутом. Он бежит за умной собакой, все дальше от ярко освещенной фарами автострады, в темное царство песка, кустарника, сланцевой глины. Иссеченные ветром каменные часовые стоят, как, должно быть, стояли индейцы, наблюдая за катящими на запад фургонами поселенцев, в те времена, когда асфальта не было и в помине, а дорожными указателями служили наземные ориентиры, колеса от развалившихся фургонов да кости людей и лошадей, очищенные от плоти стервятниками. Кертис и Желтый Бок идут там, где до них в далеком прошлом ходили отважные и безрассудные: мальчик и собака, собака и мальчик, брат и становящаяся ему сестрой спешат на север в глубокую тьму пустыни, под луной, скрывшейся за облаками на западе, с солнцем, не спешащим подняться из-за горизонта на востоке.

Сидя в кресле, Ной Фаррел говорил и после того, как перестал себя слушать, продолжал говорить, пока не пересохли слова.

На кровати, совершенно неподвижно, даже не сдвинув покрывало, лежала Лаура, свернувшись в позе зародыша. Безмолвная во время монолога брата, она не произнесла ни слова и когда он замолчал.

В этом заслуженном молчании Ной обретал покой. В прошлом несколько раз даже засыпал в кресле. Крепкий, без сновидений сон смежал веки Ною, лишь когда слова иссякали, когда ему оставалось только одно: разделить с сестрой молчание.

Возможно, умиротворенность приходила только с признанием сложившейся ситуации.

Но признание это граничило с покорностью судьбе. Даже в те вечера, когда Ной дремал в кресле, он просыпался с чувством вины, отдых не уменьшал его стремление восстановить справедливость, наоборот, усиливал.

Он грыз одну кость с Судьбой и не отпускал ее, даже зная, что у Судьбы и зубы крепче, и челюсти сильнее.

В тот вечер заснуть не удалось, а потому в голову вновь полезли незваные мысли. Слова грозили вновь выплеснуться из него, но на этот раз другие слова, наполненные злостью, презрением и жалостью к себе. Если бы эти слова проникли в темницу поврежденного мозга, в которой Лаура отсиживала пожизненный срок, они бы не осветили царящую там тьму.

Он подошел к кровати, наклонился над сестрой, поцеловал мокрую щеку. Если б он попросил воды, а ему принесли уксус, вкус последнего не мог быть хуже, чем у непрерывного потока слез, катящихся из глаз Лауры.

В коридоре он столкнулся с медсестрой, которая толкала перед собой стальную раздаточную тележку, миниатюрной жгучей брюнеткой с розовой кожей и синими глазами нордической блондинки. В накрахмаленной бело-персиковой униформе она буквально вибрировала от распирающей ее энергии. Ее заразительная улыбка заставила бы улыбнуться и Ноя, но визит к Лауре на какое-то время парализовал мышцы его лица.

Звали ее Уэнди Куайл. В пансионе работала недавно. Он встречался с ней только раз, но, чтобы запомнить имя и фамилию, бывшему копу больше и не требовалось.

– Плохо? – спросила она, бросив взгляд на комнату Лауры.

– Плохо, – кивнул он.

– Она целый день в мрачном настроении.

Определение «мрачное настроение» настолько не соответствовало глубинам ужаса, в которые погрузилась Лаура, что Ной мог бы выдавить из себя смешок, пусть улыбнуться ему по-прежнему не удавалось. Но даже такой безрадостный смешок наверняка бы огорчил маленькую медсестру, поэтому он сдержался и просто кивнул.

Уэнди вздохнула:

– Каждому из нас достается по-своему. Без трудностей не обойтись. Но некоторым их подают на маленьком блюдечке, тогда как другим приносят полные тарелки. А ваша бедная сестра, она получила целое блюдо.