Екатерина Дашкова - Ольга Игоревна Елисеева

В феврале 1763 года Одар все-таки вернулся в Россию, был назначен членом комиссии для рассмотрения торговли, получил от Екатерины II 30 тысяч рублей и в ноябре купил каменный дом в Петербурге, который через месяц сдал супругам Дашковым{429}. Денег ему явно не хватало, и он стал осведомителем французского и саксонского посланников. Есть свидетельства, что Одар знал о заговоре Хитрово и был одним из доносителей, перейдя от Панина под крыло Орловых{430}.

Теперь, владея домом, где поселилась его прежняя покровительница, он мог без труда узнавать обо всем, что там происходило, и ставить в известность новых патронов. Чуть позже Дашкова будет с негодованием писать, что окружена шпионами Орловых: «Меня все это повергло в печаль… Я жалела, что императрицу довели до того, что она подозревала даже лучших патриотов»{431}. Само стремление установить надзор говорит о том, что государыня не доверяла княгине и ожидала от нее если не враждебных действий, то враждебных разговоров. Ее подозрения оправдались.

Вскоре вновь возник вопрос о высылке Екатерины Романовны, поскольку та оказывала влияние на влюбленного Панина. «В виду полученного… извещения о том, что княгиня прибегает ко всевозможным ухищрениям, чтобы восстановить как Панина, так и многих других против нее лично и против ее управления, императрица решила выслать ее из Петербурга»{432}, — сообщал неусыпно наблюдавший за карьерой Дашковой Бекингемшир.

В начале марта Александр Воронцов пожаловался дяде, находившемуся в заграничном путешествии, что Панин не ответил на два его письма. «Может быть, княгиня Дашкова тому причиною, которой он слепо раболепствует»{433}, — рассуждал старый вельможа. Таким образом, члены семьи считали, что Екатерина Романовна не дает им пробиться к единственному оставшемуся покровителю. А от Панина теперь зависела их карьера. «Ежели вы совершенно не прервали корреспонденцию с княгинею Дашковою, — советовал племяннику канцлер, — то можете для политики к ней послать копию с письма Вашего к господину Панину, требуя ее могущественного вспоможения»{434}.

Судя по этим источникам, положение Екатерины Романовны изменилось. Ее уже не допускали ко двору, но она все еще оставалась могущественной фигурой, став из фаворитки императрицы фавориткой первого министра. Теперь сила княгини состояла во влиянии на Панина, который «не к похвале своей страстно любит и почитает» молодую даму.

Живя буквально в двух шагах от дворца, но не появляясь там, опальная патрицианка была благодаря Никите Ивановичу в курсе «важнейших тайн».

Вновь подняться или пасть Дашкова могла только вместе с его группировкой. А весной акции Панина пошли вверх в связи с развитием дел в Польше. Именно опираясь на партию Никиты Ивановича — главного советника по внешнеполитическим делам, Екатерина II намеревалась не допустить в Варшаве на освободившийся престол ставленника Франции и продвинуть своего кандидата Станислава Понятовского, что обеспечивало установление в соседней стране русского влияния. В данном вопросе Панин и императрица мыслили одинаково. Настало удобное время для привлечения к работе родственников и протеже министра.

С весны же в делах Дашковых намечается улучшение. 17 марта Екатерина Романовна купила городскую усадьбу в Петербурге. На берегу Фонтанки у генерал-лейтенанта П.С. Сумарокова был приобретен большой участок, тянувшийся до слободы Семеновского полка. Почти весь он зарос садом с плодовыми деревьями. Посреди стоял длинный деревянный дом на каменном фундаменте, он уже был меблирован, имелись хозяйственные постройки и оранжереи{435}. В XVIII веке это место считалось почти предместьем (ныне по Гороховой улице от Фонтанки до Загородного проспекта). Сама княгиня в дом не переехала, оставшись у Одара — в центре города, в каменном особняке, — а свой участок стала сдавать внаем[24].

Новое приобретение стоило 14 тысяч рублей. По тем временам сумма солидная. В «Записках» Екатерина Романовна не сообщала о купленной усадьбе, привычно жалуясь на безденежье. Откуда же взялись средства? 1763 год был неурожайным, наступивший 1764-й тоже{436}. Оброк собирался не в полном объеме. Следовательно, имелись другие источники доходов. Среди них главный — командование полком. Исследователи часто недопонимают значение этой статьи в дворянском бюджете. Между тем полк представлял собой не просто воинскую единицу. Он обладал внушительным хозяйством, где многое от сапог до упряжи делалось на месте. Были налажены связи с поставщиками фуража и провианта.

«В России полк — это, в сущности, небольшое селение со всем необходимым, чтобы существовать самостоятельно, а когда прикажут, тотчас же выступить в поход, — писал путешественник Франсиско де Миранда в 1787 году. — Нет такой работы по механической части или в доме, для исполнения которой тут не имелось бы собственных мастеровых… Есть люди, которые трудятся в кузницах, столярных мастерских и т. д.»{437}.

На содержание полка отпускались средства из казны, по заранее установленным ценам. Но приобрести все необходимое (или произвести на месте) можно было и гораздо дешевле, договорившись с поставщиками. Разница составляла так называемые «безгрешные доходы» командира. Недаром должность полковника часто давалась «для поправления экономии». В кавалерийских полках, а Дашков руководил кирасирами, командиры часто содержали собственных лошадей, которых продавали офицерам по более высокой цене, чем можно было купить на стороне. Приобретение жеребца из табуна полковника обеспечивало молодому сослуживцу благоволение начальства{438}.

Надо полагать, что к весне 1764 года Михаил Иванович, находясь в Лифляндии, сумел воспользоваться «безгрешными доходами». Но обратим внимание: усадьба была куплена на имя Дашковой. В 1762-м, получив крупное пожалование от императрицы, Екатерина Романовна употребила свои деньги на покрытие долгов мужа. Теперь расплачивался он.

Итак, благодаря тесному общению с Паниным княгиня была в курсе важнейших политических событий. Поэтому нарисованная ею картина придворных интриг, сопровождавших вступление на польский трон Станислава Понятовского, в целом верна.