Грозное дело - Сергей Булыга

– Что такое?

– Кочерга пропала!

– Какая ещё, на хрен, кочерга?!

– Аграфенина! Заговорённая!

Клим встрепенулся, сел. Спросил:

– Как это вдруг пропала?

– А вот так! Из-под тюфяка! Кто-то достал!

– Из-под твоего, – сказал Клим, – значит, тебе и отвечать.

– А я скажу: ты взял!

– Как это я?

– А так! – в сердцах сказал Трофим. – А кому ещё? Больше никого здесь не было! Кому брать, как не тебе? Тебя Марьян подкупил! Нагие надоумили!

– Ты это брось! – сердито вскричал Клим. – Ты думай, что несёшь! На дыбу захотел?!

Трофим усмехнулся, помолчал, после сказал насмешливо:

– На дыбу мы вместе пойдём.

Клим сердито засопел, заворочался, брякнул кресалом, высек свет. Трофим, уже при свете, посмотрел на Клима. Вид у Клима был весьма нерадостный. Клим посмотрел на Трофима, сказал:

– Я ничего не слышал. Это колдовство какое-то. Никто сюда не заходил.

– А где кочерга? – спросил Трофим.

– Чёрт снёс! – сердито сказал Клим. И ещё сердитей продолжал: – Связались с колдовством, и на тебе. Так я и думал! – махнул рукой и замолчал.

Трофим сказал:

– За мной скоро придут. Надо же идти в покойную, а там без кочерги никак. Васек надо же испытывать! Что будем говорить?

Клим не отвечал. Сидел, громко посапывал. Жевал губами. После в сердцах сказал:

– А я говорил тебе: скорей надо, скорей! Назвали бы кого ни попадя – и с плеч долой. А теперь нас самих назовут! Чем тебе тот подклюшник был плох? Назвали бы его – сейчас бы водку пили, девок… Да! А теперь вот как!

И Клим сплюнул. Трофим молчал. Клим снова начал говорить:

– И вот что всего обиднее: кочерга эта – сущее дерьмо. А что ещё слепая нянька могла наворожить? Дурная же она! Неграмотная. Вот если б доктор Илов за это взялся, да по своим книгам, тогда бы цены ей не было, а так чего? Дерьмо и есть дерьмо. На одних шипит, на других нет, а после наоборот, где шипела, там молчит, а где молчала… Тьфу!

И замолчал. Утёрся. Успокоился. И опять начал, но уже спокойным голосом:

– Я про неё, про эту кочергу, много думал. И вот что мне надумалось: ну как кочерга может видеть злодея? У неё что, разве есть глаза? Нет. Значит, видеть не могла. А вот грех чуять – это запросто! Вот она его и чуяла. И пока подклюшник нам брехал про то, что он царевича убил, кочерга шипела, потому что чуяла: брехня это. А как он перестал брехать, она и замолчала. Так и сегодня будет: кто будет брехать, на того она будет шипеть, а кто…

– Так её же нет теперь! – сказал Трофим.

– Ну да, – расстроенно ответил Клим. – Всё верно…

И задумался. Трофим тоже молчал и думал: только он войдёт в покойную, Зюзин сразу спросит: а где кочерга, чем будем народ испытывать? Что ответить? Нечего! И на кол! И это не скорая смерть! Вон, в прошлом году один сидел, так ещё назавтра живой был, постанывал… Трофим сердито вздохнул. Но тут же подумал, что вот если бы он сразу подскочил да Клима сонного – шилом, ведь это ж Клим украл, кому еще, и вот его за это шилом, шилом, а после в дверь и к лестнице, и на крыльцо, там бы его сразу бердышом по лбу – и поминай, как звали. Вот как скоро! Не смерть, а малина! Не успел бы даже сам сообразить…

Вдруг дверь широко распахнулась. В двери стоял некто в богатой шубе и высокой шапке, сразу видно – государев ближний человек, а за ним стрельцы, с десяток. С бердышами. Но не бежалось на них почему-то, на быструю смерть. Трофим сидел как приклеенный.

– Который из вас Пыжов? – спросил ближний государев человек.

Трофим встал, снял шапку.

– Пойдёшь с нами.

Трофим поклонился. Ближний государев человек развернулся, стрельцы расступились. Трофим пошёл к двери, оглянулся на Клима. Клим его перекрестил. Трофим опять развернулся и пошёл вслед за ближним государевым человеком и его стрельцами. Куда они его ведут, Трофим не мог даже представить.

В переходе, как всегда, было темно, воняло луком, прелыми овчинами. И теснотища, конечно. Зюзин что-то вынюхал, думал Трофим, или уже узнал про кочергу, или его люди её украли и отнесли ему, а он теперь хочет потешиться. Пусть тешится!..

И это – всё, больше ни о чём не думалось. Трофим просто шёл и молчал.

Но прошли они тогда немного – повернули к медному крыльцу, а через два поворота подошли к знакомой двери. Возле неё стояли рынды с золочёными алебардами. Как только Трофим увидел эту дверь, у него внутри похолодело. Ближний государев человек строго сказал:

– А ну!

Рынды сразу расступились. Ближний государев человек сам открыл дверь и подтолкнул Трофима. Трофим зашёл – и тот человек за ним зашёл.

Как Трофим и ожидал, это были те самые сенцы, за которыми два дня тому назад лежал царевич. Он и сейчас там, похоже, лежал, потому что из двери оттуда крепко тянуло зельями и жженьями. Трофим снял шапку и перекрестился. В сенях, как и в прошлый раз, сбоку, возле напольного креста, стояли на коленях монахи, их было трое. Они тихо молились. Там же, при кресте, мерцали свечи. Дверь к царевичу была полуоткрыта, за ней тоже был виден свет. Но ничего оттуда слышно не было. Ближний государев человек, строго погрозив Трофиму, с опаской прошёл в ту дверь. Трофим вслед ему перекрестился и начал читать Отче наш. В прошлый раз он читал долго, раз десять, не меньше.

А только дошёл до «царство и сила», как ближний государев человек вернулся, подошёл к Трофиму и чуть слышно велел заходить. Трофим медленно пошёл к двери. В прошлый раз возле неё тоже стояли рынды, как и при входной двери, а теперь их там не было. Может, и царевича там уже нет? Или он уже преставился?..

Нет, тут же подумалось, какая суета бы тогда сразу началась! А так вон какой покой. Вот с такими мыслями Трофим вошёл в ту маленькую, почти без окон, горенку. Дышать там было нечем, столько там было всего накурено, трав всяких. И дыму от них было столько, что Трофим не сразу рассмотрел царевича.

Тот лежал на прежней мягкой лавке и был укрыт до самой головы. Лицо у него было белое-белое, а с левой стороны уже даже немного синюшное. Трофим сразу подумал: залечил колдун! И обернулся.

Колдун, или доктор Илов, или, правильнее, Эйлоф, стоял немного в стороне. Эйлоф, сразу было видно, крепко спал с лица, нос заострился, глаза провалились. Но смотрел дерзко!

– Что… – начал было Трофим, но тут же сбился, потому что почуял, что за Эйлофом ещё кто-то стоит. Трофим повернулся туда и увидел троих. Эти трое стояли в тени. Трофим присмотрелся и узнал: первым стоял Годунов. А как же без него? – подумалось. За Годуновым – Бельский. Бельский ведал Аптекарским приказом, это ясно, и ещё поп какой-то, Трофим его не узнал.