44 главы о 4 мужчинах - Биби Истон

Чем дальше я погружалась в изучение психологии, тем яснее мне становилось, что Рыцарь страдает от посттравматического расстройства и что ему нужна помощь.

Однажды я спросила его об этом, и он ответил: «Ну да. То же самое мне и док говорил. Дал какие-то таблетки, но они ни фига не работают. Вчера я чуть не убил одного мужика в городе. Он начал нести какую-то чушь, и прежде, чем я понял, что происходит, ребята уже оттаскивали меня, а в руке у меня была разбитая пивная бутылка. Они сказали, я стукнул ею по стойке бара и кинулся на того парня. Но я даже этого не помню. Так что… Наверно, стало только хуже?»

Ну да… Типа…

Я не знаю и половины того, что он видел, слышал или делал, пока был там, но Рыцарь после возвращения представлял собой эмоциональный парадокс. Во время наших разговоров он был искренним и задумчивым, но при этом его поведение становилось все более отчаянным и опасным.

Когда я наконец заканчивала наш разговор, вежливо отговариваясь тем, что мне надо рано вставать или под еще каким-нибудь слабо завуалированным предлогом, Рыцарь всегда прощался со мной в своей коронной манере бывшего сталкера, говоря, что я все еще его девушка, что он всегда будет любить меня и что, если мне что-то нужно, он всегда рядом.

Я закатывала глаза и вздыхала в телефон, батарея которого успевала нагреть мне ухо к тому моменту, когда я наконец отключалась.

«Знаю, Рыцарь. Бедный ненормальный, психованный уродец, я знаю».

Я помню, что, когда он вышел в отставку и вступил в мотоклуб, я испытала облегчение. Даже счастье. Я думала, он наконец вырвался из-под прицела. Тот образ скинхеда, который закрепился за ним в школе, сделал его мишенью для всеобщей ненависти. Потом он ушел в армию и стал настоящей мишенью. Но теперь, когда он вернулся домой и вступил в этот мотоклуб, я думала, он наконец будет в безопасности. Получит шанс на нормальную жизнь.

Как же я ошибалась.

Драки в барах стали только хуже, но этого мало. Рыцарь еще и разбивался на мотоцикле. Дважды. После второго раза он так ободрал себе спину, что выглядел, будто жертва Ганнибала Лектора. Все, что было у него на спине, просто… исчезло.

А потом, спустя два года, исчез он сам.

Как рассказывали, Рыцарь пытался остановить драку между своим приятелем и каким-то козлом из конкурирующего мотоклуба где-то на ралли в Южной Джорджии. СМИ считали его героическим ветераном, бывшим морским десантником, попавшим в перестрелку.

Ну да.

Рыцарь, которого я знала, или сам начал эту перестрелку, или влез в нее, чтобы закончить. Рыцарь, которого я знала, не пытался погасить огонь, он лил в него бензин. Рыцарь, которого я знала, был самым жутким в мире козлом, и, когда он впадал в слепую ярость, я верю, что остановить его можно было только пулей.

Но, может, это то, во что я хочу верить? Может, мне надо знать, что Рыцарь был плохим парнем, чтобы спокойно спать по ночам? Я хочу думать, что в справедливом мире люди, которые рискуют жизнью ради своей страны, не приходят домой для того, чтобы их застрелили те, кого они пытались защитить.

* * *

Со сладкой горечью я думала о том, что в тот момент, когда я хороню свою первую большую любовь, во мне зарождается и растет новая большая любовь. Я теребила в кармане края фотографии с ультразвука, глядя на Рыцаря, лежащего в гробу. Он так сильно отличался от того мальчика с пушистой головой и веснушками, который рвал для меня одуванчики и рисовал порнографические картинки в школе. Он казался старым. Кожистым. Пожившим. Его светлая кожа, искалеченная бесконечной работой под открытым небом и гонками на мотоцикле, была покрыта глубокими морщинами, усиленными постоянной хмуростью. Его почти прозрачные светлые волосы – отросшие и зачесанные назад, как у байкеров, – казались тонкими и вялыми. Бесцветное обрамление бесцветного лица.

Без капли пигмента в бровях, ресницах и волосах пронзительные глаза Рыцаря цвета арктического льда с контрастными черными зрачками были единственной точкой притяжения на его бледном лице. Теперь, когда они были закрыты, казалось, что человек передо мной надел незаконченную, нераскрашенную телесную резиновую маску. Пока мой мозг безуспешно искал на этом бледном лице знакомые синие всполохи, так и не находя их, передо мной начали всплывать кадры последней сцены из «Терминатора».

Сара Коннор, которую все 90 минут фильма преследовала и терроризировала машина Т-800, наконец заманила злобного киборга в гидравлический пресс на заброшенной фабрике. Измученная, раненая и страдающая от шока Сара смотрит, не веря своим глазам, как машина сокрушает машину. И только когда яростный красный луч, бьющий из глаза робота, наконец меркнет, Сара понимает, что охота на нее закончена.

Рыцарь был моим личным Терминатором – обсессивным, яростным, буквально запрограммированным на убийство. И когда я смотрела на него в гробу, видя на месте яростных голубых глаз только серую плоть, я точно знала, что чувствовала Сара Коннор.

И, как и Сара, я тоже в это время носила в себе маленького мальчика.

* * *

Этому мальчику сейчас четыре года, и он совсем, совсем мой. Целиком. Любовник, бунтарь, художник и опытная душа. Он именно тот мужчина, каких я бы хотела иметь в этом мире как можно больше, и я совершенно уверена, что мироздание послало его мне для того, чтобы я не убила своего мужа.

27 мая