Цена свободы. Дверь через дверь - Андрей Александрович Прокофьев

как Феликс пытался прятать глаза, хотя ни в чем не был виноват перед Владом, ни сделал ничего такого, чтобы бояться и прятаться. Но ведь делал это, и это тогда поставило Влада в некоторое недоумение. Пришлось спросить прямо, еще больше замешкался Феликс, еще сильнее захотелось Феликсу поскорее завершить нечаянную встречу. Так и не прозвучало внятного ответа, и вот тогда, в последующий за встречей со старым другом вечер, Влад увидел самого себя со стороны по-новому. С помощью зеркала, на мгновение, прикуривая сигарету, когда следующее движение уже не могло скрыть пришедших изменений. На гладкой, мистической поверхности, суровым и целенаправленным отражением, на Влада смотрел иной Влад, изменившийся ни внешне, ни годами, ни опытом, ни уверенностью – всю эту мишуру Влад уже успел оценить, и не один он. Здесь же присутствовало чужое и свое одновременно, то, о чем он много раз думал, то, к чему стремился. От этого шарахнулся прочь Феликс, не увидев глазами прежнего друга. Не имели к этому никакого отношения должность и звание в управление государственной безопасности. Не имело к этому никакого отношения всё остальное, что было с ними когда-то, что обошло их стороной, не случившись. Просто перед Феликсом стоял чужой человек. Совершенно чужой, полностью незнакомый, с которым встретился впервые, встретились, перепутав, ошибившись, обознавшись.

И теперь всё остальное лишь могло дополнить и закрыть основные вопросы. Дверь неминуемо откроется, следом за этим уже не возникнет тупика и детской растерянности, следом случится пришествие не просто нового мира, а рождение ему принадлежащего мира.

Останется войти, останется взять своё. Сделать так, чтобы прежнее, чтобы всё то, к чему привык, всё то, чем жил, преодолевал, изучал, радовался – перестало существовать раз и навсегда, исчезло, растворилось, смешавшись с чужими снами и воспоминаниями, с частью того что, балансируя между незримыми границами, долгие годы способствовало рождению полной без альтернативности.

2

Близкий вечер находился в нескольких шагах от присутствующих, которые расположились в очень уютном месте, невидимые не с одной из возможных сторон. Лишь с воды, лишь, если пробраться сквозь густые заросли кустарников и высокой травы, спускаясь по крутому склону, ощущая под ногами узкую тропинку.

Небольшой пятачок, вытоптанный полукругом, окруженный всё тем же кустарником. Не доходя пяти метров до воды, пред которой полоска речной гальки, и свежесть, и чарующая влажная прохлада, напрочь прогоняющая, еще не успевший остынуть, разогретый солнцем, летний воздух. Несколько обыкновенных ящиков черного, синего цвета. Старая, видавшая виды, широкая и длинная доска, с одной её стороны камень, с другой стороны сразу несколько кирпичей, взятых неподалеку, что можно увидеть то место, можно добавить оттуда еще кирпичей, и совсем невозможно определить: строение какого назначения размещалось здесь когда-то давно, очень давно, что от него осталась лишь груда битого кирпича, лишь сохранилось подобие стен, высотой не более метра, под которыми, покрытый зеленой плесенью, фундамент. Далее, вместе с руинами, спрятавшаяся от всего остального мира тень, в ней сырость, с ощущением, что не высохнет никогда, и никогда не испытает давно потерянного эха от громких голосов тех, кто собирается здесь уже не в первый раз, тех, кто успели стать, для этого потайного участка, своими людьми. Их образы останутся в этом месте навсегда. Их голоса, и смысл произнесенных ими слов, не заметив произошедшего, успели стать частью истории, небольшой, пока мало кому известной, но от этого еще более ценной, облаченной в особый мир, в рамки неведомого, того, чему еще суждено состояться, тому, что еще станет легендой, которая разрушит рамки, до бесконечности расширит границы, сделав из оберегаемой тайны состоявшуюся реальность.

Тринадцать мужчин и одна женщина. Никто никогда не зачитывал правил, но она всегда садится в некотором отдалении, на каких-то пару метров в стороне от остальных, и на метр ближе к краю пологого берега. Часто улыбается, переводя глаза от поверхности воды на лица своих товарищей. Внимательно слушает и всё время молчит. Нет нужды говорить, она согласна со всем, что говорит красивый, молодой парень с чистыми, ясными глазами, с самой открытой и привлекательной улыбкой на всем свете, с волшебной интонацией голоса. Завораживают слова. Уже сейчас доступным видится пришествие нового мира, проводниками которого суждено стать всем собравшимся здесь молодым людям. Каждому по-своему и всем вместе.

На несколько секунд потеряна реальность. Две большие стрекозы пронеслись пред глазами. Поток прохладного дуновения освежил лицо и еще громче зазвучал спокойный, наполненный верой в истину, голос Егора.

– Просто открыть двери, просто обеспечить поглощение миром справедливости прежнего мира порочных страстей и жестокости – этого недостаточно. Само собой, произойдет многое, но не всё. И вот именно, чтобы не случилось возвращения к прежнему, чтобы не сдвинулись границы, чтобы больше никогда не появилась возможность появления двери через дверь, для этого мы должны нести слово, должны подавать пример и создать свой культ. Да, да, я понимаю, что эти слова неприятным скрежетом прорезали уши. Но у нас нет альтернативы. Если мы этого не сделаем, если отпустим своё завоевание на самотек, то через какое-то время вновь появится, возродится всё то, чему мы очень скоро положим конец. Поэтому, как можно больше людей должны нас слышать, должны пойти за нами. Я знаю, что все мы не сидим сложа руки. Отлично знаю и горжусь вами. Но и прошу, убеждаю вас, в последний раз пойти на неизбежный риск, предчувствуя ваше негодование.

Заходящее солнце пробивалось через умиротворенную зелень, касалось, играло отблесками своих лучей, сливающихся с шумом небольшого чистого переката, за которым замедлялась речка, чтобы через двести метров вновь ускорится, образовав еще одну отмель, прямо возле моста, опоры которого можно хорошо разглядеть отсюда. Там же более нахоженная тропа, которая, справившись с подъемом, выведет на неприметный проулок, где почти никогда не бывает прогуливающихся граждан, а почему они игнорируют это чудесное место, остается лишь догадываться. И не один раз, остановившись, прислонившись к металлическому ограждению руками, глядя вниз, туда, откуда доносится шум речного переката. Егор и Лена спрашивали друг друга об этом, и еще чаще радовались данному обстоятельству. Никто им здесь не мешал, никто не заставлял отвлечься на что-то постороннее. Как будто специально, позаботившись об них двоих, кто-то предусмотрел тишину и завораживающее одиночество волшебного места, прямо в самом центре, прямо на расстоянии ста метров от исторической площади, с камнем в честь основания города, от большой остановки общественного транспорта, где всегда много людей, где всегда шум и бестолковая суета. А здесь, даже перестук металлических колес трамвая и тот теряется, слабеет. Может перекат,